– Как много сегодня философии, друзья, – Тэффи вытерла лоб салфеткой и выкинула ее в урну. – Давайте будем немного попроще. Ну хоть полчаса или десять минут, если не можем иначе.
Они сели в паровозик на аттракционе, дойдя до него или долетев на крыльях похоти и любви, Тэффи рядом с Маяковский, Блок и Есенин вдвоем, и завизжали и загрохотали, как танки, топчущие небеса.
– Парим! – возопил Есенин и обнял Блока за плечи.
– Да – да! – подхватила Тэффи и сделала то же самое по отношению к Маяковскому, но представила Есенина и Блока, потому что так всё и было. Двое входили в одного и становились им.
– Мы тут веселимся, а вшивый о бане, – громко произнес Маяковский, – подумал тут, что в «Курьере» секс между Иваном и Катей не состоялся потому, что она хотела его с ним и еще двумя однокурсниками, но предложила им уйти, так как они не сошлись. А секс с одним парнем не интересен никому, даже мертвецу, едящему червей в китайском ресторане.
– Конечно! – воскликнула Тэффи. – Главное в искусстве домысливание, а в советском – в два раза больше. Как прекрасно я себя чувствую! Будто небо стало повыше. Выросло это небо. Из подростка превратилось во взрослого. Просто офигеваю.
Маяковский держался за поручень и боялся головой зацепить конструкции, но это было мнимо, просто ему казалось, и он мыслил при этом: «Жить – или читать газету, или купить к ней селедку и водку. В первом случае – работать, жениться и умереть, во втором – полететь на Марс». А паровозик несся и уносил четверых и прочих людей, уже не совсем людей, в Грузию и Армению, Азербайджан, показывал звездные города, просто звезды, осыпавшиеся с небес, и дарил тутовую водку, «Агдам», много бозбаша, лагмана и долму, завернутую в небеса. Тэффи гуляла со своими мужчинами и вкушала ароматы кафе, столовых и булочных, неслась, как звездная курица, звездами и танцевала каждой косточкой и душой, заключенной в ней. Есенин ложился на лавку, делал пьяное лицо, и его фоткали трое, трое его закадычных друзей, чей пол измерялся расстоянием от Земли и Венеры, но больше от Земли до Всевышнего. А когда паровозик вернулся, то Тэффи и трое поэтов сошли и пошли, шатаясь, будучи опьяненными космосом, который – бутылка чачи, распиваемая армянскими чабанами, пасущими автомобили, припаркованные у подъездов или стоящие на стоянке и пощипывающие щебенку, рассыпанную у ног.
– Куда пойдем? – поинтересовалась Тэффи.
– Можно просто вкушать Москву, – предложил Маяковский.
– Интересно, – отметил Блок, – но лучше иметь цель и задачу.
Маяковский посмотрел на него, обнял Есенина за плечо, чтобы тот пропустил мамочку и коляску, в которой находилась вселенная, и повел своих друзей на ипподром, где они скакали на лошадях, чьи копыта высекали Омегу, дробящуюся на глаза Фета и Тютчева.
6
Когда устали от лошадности, исключающей лошадей, присели СКАЧАТЬ