Вещая моя печаль. Избранная проза. Станислав Мишнев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ вжимаясь в солнечный блеск; эх, ветер! Ты молод, ершист, здоров; тебе неведома неизъяснимая грусть, тебе непонятны людские скорби.

      Допускаю, что родился ты этим утром от удара полусонного пекаря-месяца в старую сосну. Небо, испещрённое звёздами, млело в струях нового дня, нельзя сотрясать небесную купель в такую дорогую минуту, нельзя звёзд пугать даже слабым скрипом просевшей под тяжестью снега жердины в изгороди, даже мышиным писком, тем паче воззвать умирающему к вечному и непорочному, но не бывать трепетной тишине и неге вожделенной в подлунном мире: кто-нибудь где-нибудь да оступится, согрешит, виновник попытался скрыться за вершины осеребрённого леса, но недовольные звёзды, эти разомлевшие барыни, отгрянули эхом в далёкую твердь.

      Хоронили Ольгу Михайловну. Рак её замолол. Нынче три болезни опустошают русские просторы: рак, безверие и сердечная недостаточность.

      Медведь велик, да вша его заедает – нет от этого рака спасения роду людскому. Последние дни сидела Ольга Михайловна тихая, грустная, в окно глядела. Спросят осторожно домашние, может, чего поесть желаешь? Может, подушку подложить?..

      – Смерти я не боюсь, все умрём, каждой овощи свой черёд. Мне вот любопытно знать, что после меня будет? Кто бы поведал, что с деревней будет, что с народом… Из этого любопытства и тянусь.

      На распорядках стояла средняя дочь покойной, Мария Васильевна. Место выбрали загодя: рядом с мужем Василием. Сосну метровой величины между могилами рубить не стали: любил Василий по грибы ходить. Вырастет сосна, сядет на веточку какая ни есть пташка, прочирикает чего на своём птичьем языке, и на том спасибо. Едва гроб с телом поставили на приготовленные козелки рядом с могилой, Мария Васильевна быстро нашла глазами в толпе провожающих Евдокима Валентиновича. Евдоким Валентинович слывёт штатным пастырем на похоронах. В прошлом ходил под партийным седлом, расковался возле ельцинской кузни, стряс атеистические подковы, наловчился речи держать про выдоенные литры, небесные кущи, колхозные соревнования, любовь да верность супругов. Вокруг да около потопчется, не даст усомниться в честности и порядочности, ну и «земля те пухом, спи с миром». Видит Мария Васильевна, в одной руке Валентинович записную книжку держит, другой рукой нос платком давит, а лицо насупленное, и дышит каким-то боязливым и безнадёжным ожиданием: столько важных шишек приехало из райцентра, ляпнешь ненароком чего-нибудь такое… И объявила, что первым желает сказать прощальное слово заведующий районным департаментом образования, господин Широков Максим Авксентьевич. Деревенские, и Валентинович в том числе, против не были: говори, господин хороший. Всё равно кому-то надо говорить. Приятно всё же услышать речь умного человека, новизна, так сказать, мышления.

      – Па-азвольте… па-азвольте, – заговорил надменным голосом тучный заведующий департаментом с окладистым лицом, вдруг потупился, откашлялся и как будто пришёл в себя, заговорил вполголоса. – Чувствовала ли Ольга Михайловна собственную жизнь? Нет, скажу я вам! Жизнь, как звук, становится понятной на самом её краю; сожаление – СКАЧАТЬ