– Ага. Кто-то кого-то на шее возит и терпит.
– Это ты кого сейчас подразумеваешь?
– Есть личности.
– На меня намекаешь? Ну, спасибо, что хоть жена его личность, – Матрёна улыбнулась и поклонилась мужу. – Ладно, хорош придуриваться. За водой, действительно, надо идти. Кадушка почти пустая. Бери вёдра с коромыслом и дуй. За весь день у него времени не нашлось.
– Ты бы сказала.
– Сам не видишь, что кадушка скоро пересохнет.
– Иди уже. Я пока чай поставлю. Полдничать будем.
– Так ужин скоро.
– Чай-то не пили.
– Ставь, я пошёл. Может, Валька встретится? А Глушака не видать. Как уехал, так ещё не возвращался.
– Увидели бы.
– Конечно, увидели бы. Другой дорогой не проехал бы. Зимовьё, поди, ремонтирует. Сезон скоро. До Покрова совсем ничего.
– Ага, ничего! Картоха ещё не копана. Весь сентябрь, почитай, впереди…
– Куда она денется, картоха эта? Выкопаем. И сентябрь пролетит. Зима не за горами. К зиме-то, может, и обратно немца погоним, а, Матрёна? – остановился на пороге у двери в сени Ермоха.
– Кто ж его знает? Как мобилизовали, считай, по июлю мужиков, так до сих пор ни от кого ни слуху, ни духу.
– Ни от кого никаких вестей?
– Ни от кого, – покачала головой Матрёна. – Было бы, так бабы в магазине сказали.
– Это сколько же наших уехало?
– Почитай, через двор.
– Напишут, поди. Почта полевая – дело долгое. Война вона где громыхает, а мы вона где живём. Письмам через всю страну идти…
– Давеча новости со столба у сельсовета слушал.
– Ну?
– Чего хоть нового? Бьют наши фашистов?
– Бьют, Матрёна. Только перья от них летят.
– Побыстрее бы уж общипать этого ирода Гитлера.
– Вот и я говорю, может, к Новому году попрём? У Глушака мнение спрашивал.
– Когда?
– Да разговаривали после сенокоса.
– И что говорит Матвей-то?
– Что говорит? Что говорит? Ничего не говорит. Не знает он.
– Откуда ему знать? Ни он не знает, ни мы не знаем. Никто не знает.
– А как думаешь, Матрёна, Сталин знает?
– А ты пойди, спроси у него.
– Я серьёзно, Матрёна.
– Конечно, знает. Он знает всё, что нам, простым смертным, знать пока не полагается.
– Вот и я разумею, что Сталин знает. А если он знает, то особенно и переживать поди не надо? Как думаешь, Матрёна?
– Как не переживать? Вон, сколько людей в июле на войну уехало. Только с одних нас полдеревни, а со всей страны? Представить страшно…
* * *
…В первые военные месяцы поля опустели. На фронт забрали главных работников – мужчин, СКАЧАТЬ