Труды и дни. Михаил Москвин-Тарханов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ совершенно прекрасно. Особенно хороша была хрустальная люстра, сделанная в какой-то таинственной и далёкой Венеции. Солнечный свет из двух больших окон дробился в хрусталиках и рождал световые лучи: яркие и восхитительные синие, потом нежные лиловые, весёлые оранжево-красные, иногда удивительные зелёные. Эти лучи бегали зайчиками по жёлто-кремовым обоям стен, высвечивая и оживляя мелкий блеклый цветочек на них, а когда открывали форточку, то ветер звенел хрусталиками, а дробящиеся в них лучи метались по комнате, меняя свой цвет. Эти лучи в середине дня попадали в старинное зеркало в тёмной раме у двери и разбивались ещё раз в нём, а ещё в другой час днём – вхрусталиках бронзовых бра над старинным секретером. В лучах солнца у окна резвились пылинки, и дедушке Васе не составило труда объяснить пятилетнему Феде природу броуновского движения – просто эти пылинки толкают со всех сторон другие, совсем маленькие, невидимые глазу.

      На пианино в гостиной можно было пальчиками поиграть, но «не блямкать», за этим особенно следила няня. Можно было посидеть на большом диване, стоявшем на палисандровых львиных лапах, или на маленьком диванчике, что был уже на бронзовых лапах. Или забраться на большое мягкое кресло в полосатом чехле, или же на жёсткое дубовое с гнутой спинкой за необъятным письменным столом рядом со шкафом, где стояли энциклопедии братьев Гранат, Брокгауза и Эфрона и ещё какие-то справочники. В гостиной был рабочий кабинет дедушки Васи, он часто шутливо сетовал, что вынужден работать «в общем зале». Ещё были небольшой ковёр на полу с причудливыми узорами, картины и фотографии по стенам. Адмирал Энгельберг немного пугал Федю, казалось, что он следит за ним взглядом по комнате. А вот Лев Николаевич казался добрым. Красивый пейзаж Левитана с небольшой церковкой в весеннем лесу и необъятной небесной далью ему очень нравился, как и весёлые мальчики у пруда художника Серова. Много там было хорошего.

      В столовой же стояли огромный буфет резного дуба и раздвижной стол, под которым можно было прятаться, над столом – бронзовая люстра с золочёными грифонами и цепями. Висели там картины странные, состоящие из пятен, говорили, что это Коровин и Фальк, но что в них хорошего, Федя не понимал. То ли дело мужчина на лошади перед дворцом, а после он же в самом дворце в комнате, убранной к Пасхе. Это был художник Жуковский. «Вот это художник так художник, а не какой-то там Коровин», – решил про себя Федя.

      Ещё столовой в тяжелейшей золочёной раме на стене был натюрморт – перцы, помидоры и прочая снедь, рядом – виды Санкт-Петербурга зимой, гравюра со шпилем адмиралтейства и разная масляная и фотографическая мелочь. Стулья с гнутыми спинками, патефон и радио на столике у окна. И ещё камин, который не разжигали никогда, да и не работал он, наверное. Дверь вела на балкон, выходящий прямо на улицу, летом там можно было курить, зимой же разрешалось курить в столовой и гостиной, но только при гостях.

      Мамина спальня пахла духами, тут все было белым, голубым и розовым, любимые СКАЧАТЬ