Не только возможно, но и вполне вероятно, что в воображении взрослой Вирджинии произошла аналогичная трансформация. Братья Дакворт, хотя и были виновны в сексуальных домогательствах, скорее всего, стали для нее объектами презрения и фантазий, которые на самом деле она питала к отцу. Гораздо легче переложить тяжесть своих неблаговидных чувств и фантазий на фигуры сводных братьев, нежели осознать и признаться, что они связаны с собственным отцом12.
Это, конечно, чистая спекуляция. Но какой бы ни была правда, нет достоверных доказательств того, что приставания сводных братьев выходили за рамки обычного заигрывания, хотя даже это могло задеть чувствительную натуру Вирджинии. После публикации биографии Квентина Белла в 1972 году, когда данная часть ее прошлого стала достоянием общественности, некоторые читатели стали склонны видеть жизнь Вирджинии трагичной в одних отношениях и триумфальной в других. А некоторые критики-феминистки невольно принизили Вирджинию, выставив ее искалеченной жертвой.
Однако в детстве ее восприимчивость усугублялась глубокими противоречиями. Например, чтобы быть «наравне» с отцом, ей требовалась выносливость, дабы выдерживать его интенсивные прогулки, но, чтобы привлечь мимолетное внимание матери, ей нужно было «быть больной или переживать детский кризис», или в чем-то нуждаться. Джулию не особенно привлекали люди, которые не нуждались в ней. Таким образом, Вирджиния должна была играть отдельные роли для каждого родителя, чтобы добиться хоть какого-то внимания: в первой половине дня она была крепкой, во второй – больной, но всегда прилежной и трудолюбивой, независимо от состояния здоровья. Как ребенку сохранить целостность психики в столь расколотом на части мире?
Но имелись и другие противоречия. После смерти матери больше не было ничего, что могло бы отгородить интеллектуальный мир отца от социального мира сводных братьев Дакворт, с которым Вирджинию неосторожно, а иногда и болезненно заставляли иметь дело. Смерть Стеллы лишь усугубила столкновение этих двух миров, между которыми оказался «беззащитный, несформированный, незащищенный, тревожный, восприимчивый, предвосхищающий» разум Вирджинии. Жизнь для нее стала напряженной и опасной, как у мотылька «с фасеточными глазами, с моими все еще нерасплавленными крыльями после вылупления из куколки» [2].
Это противоречие еще больше ослабило ее привязанность к реальности, поскольку она начала понимать, что «сущий мир» и «мир возможный» – совершенно разные вещи. Это осознание тесно связано с ее решимостью стать писательницей. В те ранние годы Вирджиния обнаружила, что с помощью слов может перекинуть мост через пропасть, разделяющую эти миры, находящиеся в постоянном конфликте, и с помощью воображения подчинить их себе. Для нее это означало власть.
В 1939 году в «Зарисовке прошлого» Вирджиния еще раз подчеркнула значение, СКАЧАТЬ
12
См. М.А. Леаски «Романы Вирджинии Вулф»: