Окруженные тьмой. Алексей Винокуров

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ вернется, – сказал Саша хмуро. – Небось, нализался вчера и залег где-нибудь под забором. Да не переживай ты так. Не пропадет он. Наверное…

      Видимо, Саша пил всю ночь, в комнате стоял сильный запах перегара – вот до чего доводит людей бег трусцой. Женевьев распахнула окно. Посмотрела на улицу. Весна, птицы поют… Как это будет по-русски: пришла весна, отворяй ворота?

      Не весна, усмехнулся Саша невесело. Беда пришла.

      Она не могла этого понять. Пришла беда – отворяй ворота? Но зачем? Зачем отворять ворота для беды? Все-таки русские – очень мрачные. Они совершенно не умеют радоваться жизни. Даже Моисей Семенович, хоть и давно стал французом и веселым человеком, сохранил в себе эту мрачность где-то на самом дне души.

      Но Саша заспорил с ней. Нет, сказал, мы умеем радоваться, очень даже умеем, говорил он, внимательно глядя на бутылку. Иной раз так нарадуешься… Правда, тошнит потом страшно и печенка болит. Но ничего, радость важнее.

      Он встал из-за стола, чуть покачиваясь, подошел к окну. И правда, весна. И птицы поют. Все как положено. В России весна – время любви. А во Франции как?

      Во Франции весной время любви только у кошек, отвечала Женевьев. А у людей – круглый год. Это и называется свобода. А если ты, как кошка, любишь по расписанию, тут никакой свободы нет. Кстати, почему ушла твоя жена?

      Саша посмотрел на нее мрачно: интереснее темы найти не могла? Но слово уже было сказано, и перед внутренним взором Саши снова встал тот теплый весенний день. Теплый, солнечный, страшный весенний день…

      Они сидели в кафе на веранде. Ветер погуливал над головой, волновал зеленые листья на деревьях, трогал прохожих за щеки. Два киргиза-официанта вынесли и повесили на стену черную плазменную панель, там надрывался лохматый перец в лосинах, пел что-то чудовищное, непереносимое. Перец казался смутно знакомым, из детства, и мелодия тоже, а слов не разобрать. Первобытный человек, глубь веков, подумал тогда Саша. Они бы еще Филиппа Киркорова повесили. Или Федора Шаляпина – того, который бас, а не который погоду предсказывает.

      – Я больше не могу, – вдруг очень тихо сказала Катя. – Ты все время на работе, а я одна. И конца-краю этому не видать.

      Говорила она спокойно, но в глазах ее застыло отчаяние. Ветер трепал каштановый завиток на лбу, она смотрела исподлобья, беззащитная, как школьница. Саша вдруг понял, что волосы у нее отросли длиннее обычного, а кудри чуть разгладились. Когда они только познакомились, ему казалось, что кудряшки эти должны быть жесткими, как у африканки. Но нет, они были мягкие и становились еще мягче в постели – потом, после всего…

      Катя сказала еще что-то, но Саша так глубоко ушел в себя, что пропустил сказанное. Она поняла это и повторила.

      – Я ухожу. Совсем.

      Он как-то сразу оглох. Она еще говорила, но он не слышал ее, только смотрел, как шевелились губы. Зато первобытный в лосинах вдруг высунулся из экрана по пояс и, наконец, стало слышно, что он такое поет. Он не просто пел, он выл – СКАЧАТЬ