Специальный независимый анализ причин, в силу которых политические замыслы уступок Риге в договоре 1927 г. оказались нереализованными, не проведен[361], можно лишь предположить, что не последнее место среди них, наряду с чрезмерностью поставленной цели (см. выше), занимало отсутствие тесной координации политических и торговых переговоров с Латвией после заключения этого договора, а постоянные ссылки НКИД на латвийский пример были призваны скрыть пессимизм относительно сотрудничества с НКВТ и другими хозяйственными органами для достижения внешнеполитических целей. К этому предположению приводят как многочисленные примеры несогласованности действий ведомств иностранных дел и внешней торговли[362], так и конкретные примеры, когда акции, продиктованные экономическим расчетом и подкрепленные политическим чутьем, срывались из-за протеста посторонних хозяйственных инстанций. Москве было хорошо известно, что незначительные по своим размерам закупки в Финляндии молочных продуктов для Ленинграда немедленно сказывались на политических настроениях в Выборгской губернии и прилегающих территориях. Такое же, благоприятное для СССР, влияние оказывали закупки рыбы в восточных районах Эстонии, среди населения которых (сетов и русских) преобладали активные антикоммунистические настроения, причем затрачиваемые суммы были мизерны даже по масштабам советско-эстонского товарооборота. Эти внешнеторговые сделки вызывали, однако, ярое сопротивление советской кооперации, которая, не будучи в состоянии обеспечить снабжение городов, стремилась не допустить проникновения на внутренний рынок сравнительно дешевых зарубежных товаров[363]. В более широком аспекте, сохранение монополии внешней торговли после яростных дискуссий 1924–1925 гг. было достигнуто за счет расширения круга действующих на внешних рынках организаций (государственных и полугосударственных) и за счет перманентных конфликтов хозяйственных ведомств с главным уполномоченным органом – НКВТ.
Во всяком случае, пытаясь выдать нужду (будь то «объективные» трудности в «покупке» Латвии или внутренняя неспособность к эффективному торгу) за добродетель, член Коллегии НКИД Б.С. Стомоняков, обладавший немалым опытом работы во внешнеторговом ведомстве, в ответ на инициативы полпредов об использовании экономических стимулов для целей дипломатии неизменно декларировал позицию НКИД: малые СКАЧАТЬ
359
Доклад И.М. Майского Б.С. Стомонякову, 25.4.1932. – АВП РФ. Ф. 0135. Оп. 15. П. 131. Д. 1. Л. 52.
360
Записка Н.Я. Райвида «К вопросу о Балтийском союзе», 14.1.1932. – АВП РФ. Ф. 05. Оп. 12. П. 86. Д. 68. Л. 7.
361
Укажем лишь на один фактор общего порядка, налагавший ограничения на попытки использовать в политико-дипломатических целях размещение советских промышленных заказов в западных соседних государствах. Даже значительные заказы часто не вызывали энтузиазма у политически влиятельных «национально настроенных» деловых кругов, поскольку значительная часть промышленных предприятий (особенно в ЧСР, Польше, Латвии и Эстонии) принадлежала еврейским и немецким собственникам.
362
См., в частности: Письмо Н.Н. Крестинского А.П. Розенгольцу, 5.4.1935. – АВП РФ. Ф. 010. Оп. 10. П. 60. Д. 147. Л. 19.
363
Письмо С. Горчакова Я.С. Ганецкому, 1.2.1927 (с приложением записки «К вопросу об импорте молока в СССР»). – Там же. Ф. 09. Оп. 2. П. 20. Д. 72. Л. 1–3; Записка Я.С. Ганецкого Б.С. Стомонякову, 15.11.1926. – Там же. Оп. 1. П. 1. Д. 8. Л. 126. С кооператорами смыкались чекисты. При подготовке советско-эстонской рыбной конвенции НКИД пришлось доказывать ОГПУ «политическую заинтересованность [СССР] в том, чтобы пойти навстречу интересам русских в Эстонии» (Письмо Б.С. Стомонякова А.М. Петровскому, 8.5.1929. – АВП РФ. Ф. 09. Оп. 4. П. 39. Д. 40. Л. 32–33).