Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934. Александр Рупасов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Александр Рупасов страница 11

СКАЧАТЬ партии – коллективности руководства, партийной демократии и проч.)[49].

      Особенности языка протоколов Политбюро не только отражают их прикладное назначение и бюрократическую рутину, но и свидетельствуют о формировании дискурса – особого использования языка для выражения устойчивых психоидеологических установок «инстанции». Этот дискурс предполагал и создавал особого «идеального адресата», un Destinaire idéal, по определению П. Серио[50], – такого типа «воспринимателя» высказывания, который «принимает все пресуппозиции каждой фразы, что позволяет дискурсу осуществиться; при этом дискурс-монолог приобретает форму псевдодиалога с идеальным адресатом, в котором (диалоге) адресат учитывает все пресуппозиции»[51]. Тенденция к сжатию смысловых компонентов, являющихся условием истинности суждения (например, анализа международной ситуации), в текстах протоколов возмещалась широкой эксплуатацией прагматической пресуппозиции. Утверждения типа «считать целесообразным при проезде через Париж встречу т. Литвинова с Поль-Бонкуром, если соответствующее предложение т. Литвинову будет сделано» дарили адресату подсознательную уверенность в том, что такое решение является единственно правильным, поскольку смысловое обоснование подменялось прагматической суппозицией – чем-то само собой разумеющимся для источника высказывания (в самом деле, странно было бы отказываться от приглашения встретиться и поговорить, если оно исходит от представителя страны, с которой установились неплохие отношения!). Практика умолчаний приглашала адресата, принявшего эти правила игры, к сотворчеству, достраиванию отсутствующих в тексте компонентов по аналогичному образцу. Желающий «понять» резолюцию «багажа не вскрывать» мог легко дополнить это высказывание известными ему «ввиду нецелесообразности», «мы не заинтересованы в обострении отношений с латышами» и прочими прагматическими (или псевдосемантическими) пресуппозициями. В результате отрывистые монологичные постановления трансформировались в «псевдодиалог» авторов с читателями. Осуществляемые через систему рассылки протоколов и ознакомления с ними, систематические упражнения в заочных вертикальных собеседованиях (в разных формах проходящих через всю советскую эпоху) вырабатывали поистине «идеального» участника социально-языковой игры[52].

      «Дискурс Политбюро» приглашал адресатов к «диалогу» с «инстанцией» и вместе с тем вводил его в жесткие рамки. На такое социальное значение языковых клише, столь характерных для языка протоколов Политбюро, еще в 30-е гг. обратил внимание академик А.Д. Сперанский. Начав с утверждения, что Сталину «чужды заботы стилиста», он нечаянно пришел к заключению: «Он не боится повторений. Мало того, он ищет их. Они у него на службе. Он, как гвоздем, прибивает к сознанию то, что является формулой поведения»[53]. «Формула поведения» исполнителей и даже участников принятия решений Политбюро, СКАЧАТЬ



<p>49</p>

Сила этих традиционных установлений сказывалась в терминологии, согласно которой деятельность партийных органов, включая Политбюро, направлялась секретарями. Именно в этом качестве протоколы Политбюро подписывались Сталиным, а в его отсутствие Молотовым или Кагановичем. Когда в протоколе Оргбюро (от 27 августа 1928 г.) появилась запись о возложении функций председателя этого органа на Кагановича, Томский немедленно заявил протест. «До сих пор в нашей практике мы избегали института председателей в парторганах, – написал он Молотову. – Правда практически председательство в Оргбюро и Политбюро всегда поручалось какому-либо одному товарищу (Каменев, а потом Рыков – в П. Б., Молотов – в Оргбюро), но таковой формально не являлся председателем П. Б. или Оргбюро». Молотов немедленно извинился зa невнимательность и заверил, что протокол Оргбюро будет должным образом изменен. (Записка М.П. Томского В.М. Молотову, 31.8.1928. – РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 255. Л. 97; Записка В.М. Молотова М.П. Томскому, 1.9.1928. – Там же. Л. 98).

<p>50</p>

Основные выводы классической работы Патрика Серио «Analyse du discours politiqui soviétique» (1985) изложены в: Ю.С. Степанов. Альтернативный мир, дискурс, факт и принцип причинности// Ю.С.Степанов (ред.). Язык и наука конца ХХ века. М., 1995, С. 38–44. Благодарим Н.Б. Вахтина, указавшего нам на значимость исследований П. Серис для лучшего понимания этой темы.

<p>51</p>

Там же. С. 42.

<p>52</p>

В «горизонтальном измерении» скудость аутентичной информации при ощущении своей сопричастности деятельности высшей инстанции провоцировала конструирование и распространение собственных версий, слухов (см. ниже).

<p>53</p>

А. Сперанский. О Сталине: Впечатления от встреч//Известия. 7.11.1936.