На ножах. Николай Лесков

Чтение книги онлайн.

      – Ты можешь отвечать, когда тебя спрашивают, – остановила ее Лариса и сама добавила брату, – они поехали, как всегда ездят: в тюльбюри.

      – Вдвоем, без кучера?

      – Они всегда вдвоем ездят туда, без кучера, живут там без прислуги.

      – Совсем без прислуги?

      – Работница им делает, что нужно.

      – Вот чем покончила Александра Ивановна: пустынножительством!

      – Ей, кажется, еще далеко до конца. А впрочем, я еще скажу: я не люблю судить о ней ни вправо, ни налево.

      – Да не судить, а рассуждать… И ты там у нее бываешь на хуторе?

      – И я, и тетушка, и дядя, и отец Евангел, и Подозеров: все мы бываем.

      – Что ж, хорошо там у нее?

      – Н… н… ничего особенного: садик, прудок, мельница, осиновый лесок, ореховый кустарник, много скота, да небольшое поле островком, вот и все.

      – Как же это поле «островком» ты сказала?

      – То есть вокруг, в одной меже, это здесь называют «островком».

      – Да-да; а я думал, что это в самом деле какой-нибудь остров Калипсо.

      – Мы все шутя называем этот хутор «островом».

      – Любви?

      – Нет: «забвения».

      – Кто ж это дал ему такую романическую кличку? Конечно, Александра Ивановна, которая нуждается в забвении?

      – Нет, – отвечала, поморщась, Лара, – это название дано Верой.

      – Глухонемой?

      – Да.

      – Как же она это сказала?

      – Она написала.

      – А-а! Кто же это здесь ее научил писать?

      – Alexandrine и отец Евангел.

      – Что это за отец Евангел? Я уже не раз про него слышу.

      – Это их приходский священник, хуторной, прекрасный человек: он Сашин и дядин друг.

      – Он почему же умеет учить глухонемых?

      – Он все на свете понемножку умеет, и Веру выучил читать и писать по собственной методе.

      – Какое это ужасное несчастие ничего не слыхать и не иметь возможности ничего выговорить!

      – Да; но ничего не видать это еще хуже. Маленькая Вера сравнивает себя со слепыми и находит, что она счастлива.

      – Правда, правда, слепота гораздо хуже.

      – А дядя Форов находит, что боль в боку и удушье еще хуже.

      – Действительно хуже! А она, эта бедная девочка, ни звука не слышит и не произносит?

      – Когда здесь, в проезд государя, были маневры, она говорит, что слышала, как дрожали стекла от пушек, но произносить… я не слыхала ни звука, а тетушка говорит, что она один раз слышала, как Вера грубо крикнула одно слово… но Бог знает, было ли это слово или просто непонятный звук…

      – Что же это был за звук?

      – Н… н… не знаю: это было при особом каком-то обстоятельстве, до моего приезда, я об этом не расспрашивала, а тетя говорит, что…

      – Да; неприятное что-нибудь, конечно, – сказал Висленев.

      – Нет, не неприятное, а страшное.

      – Страшное! СКАЧАТЬ