Девять писем об отце. Елена Сазыкина

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ когда люди сообща трудились над строительством новой жизни, не возникало особых сомнений в правильности данного подхода. Но… Как, скажите на милость, можно было классифицировать эти стихи с позиции классовой борьбы или трудового подвига какого бы то ни было народа:

      Гляжу на будущность с боязнью,

      Гляжу на прошлое с тоской

      И, как преступник перед казнью,

      Ищу кругом души родной;

      Придет ли вестник избавленья

      Открыть мне жизни назначенье,

      Цель упований и страстей,

      Поведать – что мне бог готовил,

      Зачем так горько прекословил

      Надеждам юности моей.

      Душа тревожно ныла от того, что глагол «готовил» имел несовершенный вид прошедшего времени. Что произошло с этим юношей, что у него вдруг не стало будущего, а оставалось только прошлое, не принесшее ни плодов, ни понимания главного смысла?

      «Ищу кругом души родной… Придет ли вестник избавленья открыть мне жизни назначенье», – повторял он про себя, и образ седого пророка – «вестника» вдруг сменялся образом насмешливой девочки с огненными волосами. Как будто она могла ему что-то объяснить, каким-то образом помочь выбраться из темного лабиринта вязких и бесплодных раздумий.

      Спустя много лет, преподавая литературу своим ученикам, Исай рассказывал им, как Лев Николаевич Толстой, будучи шестнадцатилетним подростком, определил свое место в формуле бытия, подставив собственное имя в известный силлогизм из учебника логики. Получилось у него так: «Лева – человек. Люди смертны. Потому Лева смертен». Бурное неприятие собственного конца, как ни странно, помогло будущему великому писателю и мыслителю действительно стать великим писателем и мыслителем: он достиг успеха в том числе благодаря тому, что ежедневно муштровал себя и заставлял много работать. Ему удалось понять в свои шестнадцать, что жизнь имеет срок, и упущенное время навсегда останется упущенным. А потому, чем больше он успеет сделать в каждый конкретный день, тем больше он успеет совершить и за всю свою жизнь.

      Спустя многие годы, уже зрелый Исай Шейнис позавидовал юному Льву Толстому в том, что осознание собственной смертности тот смог направить в столь конструктивное русло еще в начале своей жизни. В его же собственные пятнадцать, душа Исая замирала от совершенно иных строк:

      Я раньше начал, кончу ране,

      Мой ум не много совершит;

      В душе моей, как в океане,

      Надежд разбитых груз лежит.

      Кто может, океан угрюмый,

      Твои изведать тайны? Кто

      Толпе мои расскажет думы?

      Я – или бог – или никто!

      Разумеется, последняя строчка вызывала в нем, к тому времени уже комсомольце, определенный протест, но именно она особенно томила и жгла его незрелую душу. Как сладкий яд, разъедала она ее. И когда подошло время сдавать в библиотеку полюбившийся томик СКАЧАТЬ