– Деды
– Оба живые пришли?
– Оба. Правда, один без руки, другой без лёгкого, но вернулись
– Видишь, вернулись. Рассказывала Гала о вашей страшной войне, помню. Думаешь, там твоим дедам легче было? И не сорок дней, а четыре долгих года?
Задумавшись, я отставляю чашку.
«…Самое страшное, что я видел в жизни – чёрное солнце над Днепром. Два дня чёрное от порохового дыма солнце, и два дня наш Днепр тёк горячей кровью», – вспоминал один дед Павел, мамин отец.
«…И вот волочёт меня эта медсестра-пигалица, меня, мужика весом под центнер, да с автоматом, да со скаткой, а у меня рука за землю цепляется и висит на одних сухожилиях, мешает тащить. Так она эту руку зубами отгрызла, потому как нож-то потеряла. Всё равно в госпитале отрезали бы…» – рассказывал как-то второй дед Павел, папин отец.
Люди четыре года ходили под смертью, в глаза ей глядели и – переглядели. Им было куда хуже, чем мне. Четыре года. У меня – всего лишь Сороковник. Фигня какая.
– Молодец, – говорит Васюта и, перегнувшись через стол, осторожно пожимает мне свободную руку. – Думай. Всегда помни, чьих ты корней, и предков своих не позорь. Всегда иди до конца, до точки.
– Ох, – нервно вцепляюсь в волосы. – Васюта, я вот ещё что спрошу. Ты почему сейчас так быстро появился? Не подумай, что я на что-то намекаю, но ты будто дежурил за дверью с этим полотенцем, дожидался…
И сбиваюсь от смущения. А он спокойно поясняет:
– В первую ночь всех новых скручивает. Морок это, Ваня, Игроком напущенный. – Он встаёт, огромный… надёжный. И я снова чувствую себе маленькой девочкой. – Неделя впереди спокойная, живи себе, приглядывайся. Многому успеешь научиться.
– За неделю-то?
Васюта вручает мне свечу в литом тяжёлом подсвечнике.
– Со светом вот посиди, чтоб мысли всякие не лезли… Здесь время другое, Ванечка, иногда день за год покажется, а уж неделя-то – у-у… Научишься.
***
Раннее утро встречает уже привычно: когтистой Нориной лапой. И кое-чем новым – незнакомыми звуками во дворе. Прислушиваюсь: как будто тяжёлый предмет тюкается в деревяшку. Негромко переговариваются два голоса.
Кому ж тут быть, как не дядьке с племянником! Видно, те самые уроки-тренировки, о которых Ян упоминал. Подбегаю к окну.
Первое, что вижу в отдалении – Васютину спину. Её невозможно не увидеть, она так и притягивает взор. Вот он отвёл руку с копьём назад, над лопатками перекатились тугие комки мышц, другая рука пошла противовесом, корпус слегка откинулся… Копьё, сперва единое с рукой, срывается вперёд и со стуком вонзается в деревянный щит. Муромец, не торопясь, подходит, высвобождает оружие, возвращается. Я спехом отстраняюсь от окна: заметит – ещё решит, что подглядываю. А перед глазами устойчивая картинка: монолиты грудных мышц, плечи – на каждое можно запросто такую, как я, усадить, могучие руки, СКАЧАТЬ