Я не осуществлялся. Отказывался. Не стал.
Был. И мне сказали: «Свобода – насилье».
Автобус меня задавил.
Я не был пьян
И не лежал
На дороге, с которой не уносили
Труп. Мой человеческий и тупой испуг
Предложил продолжать существовать.
И я унижался целоваться или гулять
Меж неприятных сук…+
– Это ты нас суками? Меня? – А почему бы нет? – Ах, так? Ну так получите, мажорчики, весточку от темной России…».
Да, по почкам мальчику, подзатыльник дочке. Не сильно, но запомнилось…
За Павленского и Витухновскую вслед за дочкой поднялся и Андрей. «Протест против костных форм – едва ли не главное в творчестве»… Навальный возник на его горизонте позже, потом…
В институте у меня был преподаватель, который утверждал, что он никогда не болеет. «Спрашивать на экзамене буду строго, все до буквы. На мои семинары советую ходить. И не надейтесь, что сляту. Я не болею ни-ког-да»! Читал он противный и скучный зимний семестровый спецкурс, зубрить который сил земных не было. И мы, конечно, надеялись… Но он и в мороз долговязым шагом пересекал переход между корпусами – метров сто – без пальто, в пижонском бежевом вельветовом пиджаке, излучая энергию и уверенность в себе. «Я преподаю двадцать пять лет. Четверть века вы все перед сессией надеетесь… Так вот, не дождетесь»! Но перед сессией у него раздуло щеку, и его дородное аристократическое лицо стало похоже на сдутый баскетбольный мяч. А когда настала сессия, выяснилось, что его нет. «Сильно занемог. Редчайший вирус», – сообщили нам в деканате. Потом мы узнали, что ему не суждено было СКАЧАТЬ