Крещение. Иван Иванович Акулов

Чтение книги онлайн.

      – Я добровольно ухожу на фронт и клянусь вам: буду бить фашистов смертным боем. Если понадобится, не моргну глазом, отдам свою жизнь за Родину и за Сталина. Мы все такие. Э-э… – Малков перевел дух. – Не пройдет и месяца, как мы развеем по полям Европы прах немецкой орды; скоро вернемся домой с победой…

      – В штаны не напусти, – сказал кто-то за спиной Охватовых.

      Мать неодобрительно оглянулась, потому что в том, что говорил Петр Малков, была какая-то частичка ее правды. После того как Михей сказал ей, что слабые и квелые на войне погибают скорее, чем бойкие да тороватые, она невольно глядела на новобранцев глазами Михея: «Малков – ухо с глазом парень. Этот и с немцем управится, и сам сохранится. Таких нешто убьешь!»

      – Ты, Колюшка, поближей к нему, к Петюшке-то. Видишь, какой он боевой-то!

      – На словах.

      После Малкова говорил какой-то лысый старик. Он махал пионерским галстуком и, захватив в кулак ворот рубахи, тянул его куда-то на сторону:

      – Если начнет тускнеть наше знамя, мы своею кровью окрасим его. Верьте… кто… Ура!

      Из-за водокачки, где в светлом небе мигал зеленый огонек семафора, выкатился шумный и дымный паровоз. Весь перрон пришел в движение, и началась сутолока. И женский плач, и мужская ругань, и разухабистые песни, так не к месту, и шум поезда – все слилось, все смешалось, и только тугие удары барабана покрывали шум и вместе с тем еще более увеличивали его.

      – Все теперь, все теперь! – торопливо заговорила мать и, уцепившись за Колькину руку, завыла тоненько и заходно.

      Колька резким движением освободился от нее и, не оглядываясь и не слыша ее больше, растолкал толпу, пробился к вагону и вместе с тремя или четырьмя такими же, как и он сам, полез в него. Навстречу им, видимо уже бросив свои вещи в вагоне, ломился парень с белыми бессмысленными глазами и, по-пьяному широко раскрывая рот, орал:

      – Манька, ни с кем до меня! Манька! Окалечу!

      На буферах между вагонами сидел большеголовый гармонист, с грустным, озабоченным видом раздирал мехи двухрядки и пел:

      У ног гармониста, у самых буферов, боязливо топталась старушонка, тормошила гармониста и приговаривала:

      – Ну что расселся-то? Гляди, паровик вот дернет. Да это что же такое. Крысан, скажи ты ему, скажи.

      Крысан, длинный, согнутый в пояснице мужик, держа в руке поллитровку, совал ее гармонисту:

      – Глони еще, горемышный. Глони да подавай свою гармонь.

      – Паровик дернет, – подстанывала старушонка. – Дернул уже.

      А гармонист словно знал, что поет свои последние песни. Да и песни ли были это!

      Оказавшись в вагоне, Колька сразу же забрался на верхнюю полку и, сунувшись лицом в свой мешок, СКАЧАТЬ