Горстка бойцов Казаринова, потеряв всякую надежду соединиться с полком, решила переходить линию фронта самостоятельно. Шли ночью, шли днем. Шли, когда были силы и когда можно было идти, не рискуя попасть под пули врага.
Ночью ориентировались по звездам и, как учили в школе на уроках ботаники, ощупывали кору деревьев: с той стороны, где рос мох, был север. Левее, под прямым углом к северу, – восток. Вот туда-то и держал путь отряд Казаринова.
Чтобы не потерять счета дням и числам, Григорий аккуратно вел дневник, в котором каждый вечер, перед заходом солнца, кратко отмечал события прожитого дня и на глазок вычерчивал маршрут движения, привязывая его к большакам, к проселочным дорогам, к деревням и селам.
Днем главным и, пожалуй, единственным компасом движения было солнце. Утром оно светило в глаза, в обед – с правой стороны, вечером, бросая под ноги длинные тени, слабо грело усталые спины.
Последнюю неделю днем передвигались редко: все дороги были забиты автомашинами, идущими к линии фронта, танками, тракторами-тягачами, летучими разъездами мотоциклистов, бронетранспортеров с ордами гитлеровских молодчиков…
Сколько раз, пытаясь сориентироваться на местности, группа Казаринова выходила на дороги, но, врасплох застигнутая немецкими разъездами, отстреливалась и уходила в непролазные топи болот. Немцы туда заходить боялись. Чтобы не выдать себя и не вызвать на отряд прицельный огонь, не раз приходилось бойцам Казаринова часами лежать между высоких зыбких кочек, отдав себя на съедение прожорливым комарам. Лица у всех распухли, обросли щетиной, обмундирование настолько оборвалось и залоснилось от грязи, что порой Григорию казалось, что он выводит из окружения не группу бойцов, а шайку оборванцев.
Вши появились неожиданно и сразу у всех. Григорий долго ломал голову – откуда бы им взяться, ведь всего неделю назад ни у кого не было. С местными жителями не общались. Недоумение командира рассеял Иванников.
– Вошь родится не от вши, товарищ лейтенант, – рассеянно ответил Иванников, держа над костром рубаху, которую только что выстирал в вонючем болотце.
– А от кого же? – спросил Казаринов и пристально посмотрел на Иванникова, ожидая, что тот сейчас обязательно ввернет или озорную шутку, чтобы оживить помрачневших бойцов, или пустит незлобную подковырку по адресу командира.
– Моя покойная бабка говорила – у вши три матери: одну зовут Забота, другую кличут Беда, а третью матушку испокон веков величали Бедностью. А наших рожали сразу все три. Вот они и дерутся между собой, потому и злые. И, вы заметили, все норовят перебежать к Солдаткину. А почему? Да потому, что кровь у него калужская, самая сладкая. От моей, сибирской, они дохнут сразу.
Казаринов СКАЧАТЬ