Холоп-ополченец. Часть II. Татьяна Богданович

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ вот поглядим, – опять прервал его Карп Лукич. – Долго ждали, немного-то подождем. По крайности, будет с чем гонцов посылать.

      IX

      Это было двадцать первого сентября 1610 года.

      С той поры началось тяжкое время для Москвы. Поначалу-то ляхи маленько сдерживали себя. Михайла ходил каждый день по Москве, видал, что и вправду они за гроши в лавках товары берут и русских людей не обижают. Раз прослышал он, что один лях накануне купецкую дочку подстерег, захватил и к себе в Кремль поволок. А в тот час барабан загремел, и глашатай на площади перед Кремлем объявил, что воевода польский, пан Гонсевский, велел того поляка схватить и голову ему отрубить, а девицу отцу вернуть. Стало быть, и на ляхов суд и расправа есть, ничего не скажешь.

      Ну, а погодя малое время другое началось. Первым делом начал польский воевода ратных людей московских будто за делом то туда, то сюда посылать. То по Калужской дороге – разведать, не идет ли вор с войском на Москву. То по городам, где будто русские люди ляхов бьют, так чтоб порядок сделать. И всё за делом посылал, так что бояре и спорить не могли. А только назад на Москву те отряды не ворочались. Скоро почитай что вовсе российских ратных людей на Москве не осталось.

      Поздняя осень уж была. И пан Гонсевский что ни день новое придумывал. Бояр одного за другим из совета, где они с поляками вместе все дела вершили, за супротивные речи прогонял и верных людей, из московских же, на их место сажал. И стал он с ними новые указы писать. Первое чтоб по улицам московские люди ни с пищалями, ни с саблями не ходили – будто для того, чтоб драк да смертоубийства в городе не было.

      Выходит как-то Михайла из дому и видит, что все решетки по углам улиц посечены. На ночь на Москве каждая улица решетками запиралась, чтоб разбойные люди по городу не шатались. А коли из москвичей кому надобность приключалась, тех сторожа пропускали. Ну, пан Гонсевский указ написал, что те решетки доворам лишь мешают по городу ходить, покой московских людей оберегать.

      А там не велел вдруг на Москву тонких дров возить. Карп Лукич и тот поначалу не домекнулся с чего это? Зима ведь наступала, чем же избы топить? Патрикей Назарыч уж надумал: верно, с того, чтоб московские люди не почали ляхов теми дубинами бить. А все выжидал чего-то Карп Лукич, не посылал гонцов по городам. Михайла поглядывал на него, а сказать ничего не смел. Думал – он лучше знает. Верно, ждет чего ни то.

      Зима уж настала, снег выпал. Близко к Рождеству время подходило. И вот как-то утром выходит Михайла изворот. Не рассвело еще путем, еле брезжило-самое темное время было, пятнадцатое декабря. Вдруг видит: подымается кто-то с земли, оборванный весь, на лице словно кровь запеклась. Отступил Микайла назад к калитке, хотел приказчика кликнуть спросить, что с тем раненым делать, – видно, ляхи его так изувечили. А тот увидал, что Михайла уходить хочет, потянулся нему, за тулуп схватил, тянет к себе, а сам весь трясется, на ноги стать не может. Михайла нагнулся к нему, а он хрипит:

      – Мишенька, неужто и не признаешь меня? СКАЧАТЬ