Посадить оба самолета путейцу Славику удалось еще минут через десять.
Ночью в комнате Нинкиных родителей, безуспешно пытающихся уснуть и оттого ворочающихся на стонущей панцирной кровати разнонаправленно и одновременно, раздался стук в дверь.
Нет, теперь от ночных стуков в дверь ни у кого сердце не замирало, не устремлялось в пятки, увлекая за собой желудок, двенадцатиперстную кишку, поджелудочную железу и далее весь пищеварительный тракт. В будни сейчас не стучали. Стучали в ночь с субботы на воскресенье, после короткого рабочего дня и после бани. И означало это одно: козел, в смысле, домино. Посреди коридора вороньей слободки, где жила Нинка с родителями, расставлялся стол, и стучали до утра. Если было тихо, значит, резались в преферанс…
– Ёсифовна… – В комнату просунула голову ничья бабушка. – К телефону!
Капитолина Иосифовна спрыгнула на пол, пробежала половину коридора вороньей слободки, потеряла тапок у комнаты бывшего горского князя, а взяв трубку и выслушав незнакомый женский голос, с облегчением вздохнула.
Утром Григорий Иванович пришел к начальнику отдела, хотя и изрядно помятый, но в самом веселом расположении духа.
– Петр Петрович, отпусти ты меня домой: сегодня ночью внучка родилась!
Он с Капитолиной Иосифовной закрутился, бегая то в роддом с передачей, то на почту с телеграммой зятю на Камчатку, то в магазины: за пеленками, за ванночкой, за коляской…
Поздно ночью, лишь только они достали из новенького холодильника «Саратов-2» запотелый графинчик, только хотели разлить по граненым рюмочкам холодненькую и выпить за здоровье внучки, дочки и зятя, как вновь раздался стук в дверь.
– Ёсифовна… – В дверь заглянула Тетя Паша. – К телефону!
Тапок во время второго марш-броска был потерян около комнаты бесследно исчезнувшей в 38-м году Люции Францевны.
На утро Григорий Иванович пришел к начальнику отдела еще более веселый и более помятый.
– Как внучка? – спросил начальник и, лукаво посмотрев на Григория Ивановича, сам же себе ответил: – Вижу, что хорошо.
– Петр Петрович, отпусти ты меня домой: у меня сегодня ночью внук родился!
Некоторое время оба смотрели друг на друга с явным недоумением, наконец, тот, которого звали Петром Петровичем, от негодования подпрыгнул на своем начальственном месте, – Имей совесть, Григорий Иванович! Если надо опохмелиться, так прямо и говори!
Шишки́[1]
На крохотной кухне обедали молча; стучали ложками, глотали суп. Виною была Вовкина двойка. Вчера, к тому самому времени, когда Вовку кто-нибудь из родителей забирал от деда с бабой спать, он вспомнил о докладе. Вовке необходимо сделать небольшое сообщение по истории на тему, которую озвучить он никак не мог. На скомканном клочке, выпавшем из перевернутого вверх тормашками портфеля, с несколькими СКАЧАТЬ
1
Шишо́к – леший, черт, домовой; вредный и старый, но не очень злой – по мнению автора