В кабинет психотерапевта меня вернул голос мисс Блю:
– Что ж, в таком случае я не могу этого допустить, – сказала она. – Я пропишу вам другие лекарства, такие же сильнодействующие.
Я посмотрел на нее с благодарностью. Кажется, еще никому в этой больнице не доводилось вызывать мою улыбку. Искреннюю улыбку.
– Но взамен я кое-что попрошу, – продолжила мисс Блю, и я стер с губ благодарность. – Во-первых, вам следует отказаться от объявленной голодовки. Во-вторых… – она протянула блокнот и ручку, какую быстро отдернула, вспомнив, что я лежу в отделении с особыми правилами. – Я хочу, чтобы вы вели дневник чувств. Записывайте в него каждый день все, что посчитаете нужным. Мистер Шер выдаст вам фломастер в любое время дня и ночи. А при следующей встрече вы поделитесь со мной своими мыслями, идет?
Я ударил в дверь ровно в полночь. Металлический звук взревел и пронесся по длинному коридору, разбудив других пациентов. Мы схватились за решетки на отверстиях в окне и загалдели, как обезьяны в зоопарке.
Мистер Шер, хотя в отделении острых психических расстройств его называли не иначе как Шрек, спал с запрокинутыми на стол ногами и горевшей настольной лампой, когда услышал гул. Ему хватило пары секунд, чтобы сообразить, что происходит. За те годы, что он провел в больнице, он стал одним из ее пациентов.
– Тихо! – закричал он, разбудив остальных больных.
Подойдя к моей двери, он вытаращил раскрасневшиеся глаза, разделенные прутом решетки. В скупом свете он походил не иначе как на героя мультфильма, что ест лук и моется в болоте.
– Что тебе надо? – спросил он.
– Фломастер. Я хочу записать.
Показав лошадиные зубы, Шрек достал из ящика стола розовый фломастер и принес мне.
– Твой любимый цвет? – спросил я. – Черного не было?
Шрек молча смотрел на меня, пока я писал. Капитан диктовал:
– Жопа огромная, как у слона. Угадай, кто? – он бил меня по рукам, когда я писал неправильно. – «Отсоси» пишется через «о», болван! От-со-си.
Я вернул фломастер Шреку и, как велел Капитан, завопил:
– Отсоси, Шрек! Шрек, отсоси!
Все отделение меня поддержало. Из соседних палат доносились нечленораздельные звуки тех, кто не мог говорить, или слышал то, что им подсказывали другие, свои личные, голоса. Поначалу мне нравилось быть в центре внимания, запевалой на концерте. Но терпение мистера Шера быстро кончалось.
В тот день он вошел в палату и из-за спины, как врач прячет иглу, достал дубинку. Она была резиновой, но я чувствовал, что в меня впиваются металлические щупальцы медузы и жалят, жалят, пока я не потеряю сознание. Какое-то время из коридора я слышал свист, оскорбления в адрес санитара. Но скоро все стихло. Перед тем, как отключиться, до меня дошла единственная в то время трезвая мысль. Капитан этого и добивался.
Я проснулся, услышав скрип лестницы. СКАЧАТЬ