Снег и пепел. Дарья Коробкова

Чтение книги онлайн.

      Вот Лада пьяно обжимается с Перуном за углом избы, ластиться к нему как кот к сметане и жмурится довольно-довольно. Порядочно она выпила, да и Перун похоже не против этого. Он руку в волосы вплетает, сжимая пучки сухих блеклых прядей. Тошно, тошно и до отвращения больно.

      Мара голову отворачивается от этого действия, кривит губы и шипит ругательства.

      Кощея нигде нет в гомоне голосов, перезвоне плошек деревянных и нескончаемо льющегося вина. Да и не придет он, Морена точно знает и чувствует, как перемену осени на зиму. Он ненавидит шумные праздники и пьянство.

      (Что, смешно учитывая, что каких-то несколько тысяч лет назад он был заядлым забулдыгой)

      Вставать искать не хочется, продираться сквозь толпу пьяных тел хочется ещё меньше. Перегаром несет ужасно, она нос платком закрывает и морщится в отвращение немом. Полудницы кривые, изрезанные лоскутки и камешки солнца, ходят в толпе и кривят губы в усмешке, одни зубы острые видно лишь. Тоненькие, худенькие и бледные красавицы, приглашенные Перуном для развлечения.

      Вот Макошь плещет под руку с Велесом рядом с заливистой свирелью молочной белью покрытых девушек Вил, что из самой глубин воды восставшие. Вот Хорс разнеженный вином и музыкой мертвой из самих глубин океанской пучины, кружится в вихре с кучкой полудниц и смеется, смеется до хрипоты счастливо и громко.

      И вот, и вот и еще много-много раз вот.

      Последней каплей терпения становится ускользающий облик Лады рыдающей, искаженного гневом лица Сварога и сладкий мимолетный поцелуй, что запечатлел Перун на губах Додолы. Пухленькая, маленькая и обтекаемая как сам дождь, который просят неустанно, устраивая ритуальные танцы.

      Морена подрывается быстро с лавочки, будит задремавшего рядом Дажьбога. Тот тянется, пытаясь клюнуть в щеку на прощание. Пьяное дыхание обдает ее и следом летит пощечина по мужской щеке.

      – Тварь.

      Она разворачивается и быстро шагает прочь с вечеринки, не оборачиваясь. После смерти дрожащей пассии, Дажьбогу напрочь отшибло сознание, заволокло туманом силы и духоты. Он стал путать её с ней, временами влезая в объятия или поцелуи, сладко нашёптывая имя чужой женщины смертной.

      А перед глазами образ, плачущий стоит, матери названной. В голове же смех задиристый Коляды раздается, что их с Ярило растил. Коляда нашедшей ее под сенью зимних елей, девчонку зверя, пытающеюся глотку щенку волку перегрызть.

      Но Коляда ушел, превратился в черный реголит вечности, а они остались, как и остальные новые боги. Быть ей последней сукой и тварью, что не ценит мир, но терпеть произвол она не намерена. Чем в муках душевных страдать, бросится прочь стоит.

      – Надоело, как же надоело все это! – во весь голос кричит она, оказавшись далеко, далеко за пределами Нави.