Лидия вздохнула, потерла ладонями щеки и размеренно заговорила:
– Я родилась и выросла в Кирове, рано потеряла родителей, попала в детский дом, поскольку у меня не нашлось других родственников… С девяти лет я воспитывалась в детском доме. Считайте, что меня воспитало государство… И я безмерно благодарна государству за кров, за еду, за образование. У нас были хорошие воспитатели, в школе – хорошие учителя. Меня вырастили и выпустили в жизнь чужие, но неравнодушные люди. Мне приходилось тяжело, везде нужно было пробиваться самостоятельно и это закалило мой характер. После школы я выучилась на машинистку, пошла работать. Зарабатывала немного, но мне хватало. А потом началась война. В первый же призыв ушла половина моих друзей, тех, с кем я росла в детском доме. Очень скоро стали приходить похоронки. Одна, вторая, третья… Призвали наших учителей, кто-то пошел добровольно. В сентябре пришла похоронка на Серафима Игнатьевича. Это был директор нашего детского дома, добрый, честный, мягкий человек, фактически мой второй отец. Наш второй отец. И тогда я решила… Я решила, что не могу больше оставаться в стороне и пошла проситься на фронт. В военкомате мне дали направление на курсы радистов. Уже в октябре я оказалась на фронте. Меня определили в разведку. Первая же переброска за линию фронта оказалась неудачной, я попала в плен.
– Вот с этого момента поподробнее. У меня сложилось ощущение, что вы темните относительно своего попадания к немцам.
– Я не темню.
– Тогда расскажите эту историю.
– Наш самолет подбили. Пилот еле-еле дотянул до земли. Но посадка оказалась жесткой. Пилот погиб, мой командир получил травму черепа. Я перевязала как смогла, но он тоже был не жилец. Рация разбилась вдребезги. У меня было сотрясение. Я вытащила командира из самолета… Мутило меня страшно, перед глазами цветные круги скакали как в цирке. Мне ясно стало, что из нашего задания пшик получился… Но это как-то так, на задворках сознания все. Я еще надеялась – глупо так! – что, может пилот к нашим вырулил и мы на своей земле рухнули. Но нет. Услышала, как кричит кто-то, топот ног. Не сразу поняла, что речь-то немецкая… Достала пистолет. У меня еще силы были, чтобы застрелиться, я даже курок взвела… Но не смогла. Так обидно стало, так страшно умирать… Я уже теряя сознание в сторону голосов куда-то выстрелила… и все, отключилась. Очнулась уже в немецком госпитале. Потом меня переправили в концентрационный лагерь для военнопленных. Там со мной разговаривали офицеры из немецкой контрразведки. Ласково так предлагали… ну вы понимаете, предать.
– И вы предали.
– Нет.
– Как нет? А что вы здесь тогда делаете? Кто вы как не предатель?
– Я согласилась с тем, чтобы иметь возможность вернуться домой. Я ни на минуту не допустила мысли, чтобы служить немцам по-настоящему.
– Красивые слова, Лидия Николаевна. Это все только красивые слова. Уберите всю эту мишуру, которую вы накрутили, чтобы себя перед самой собой оправдать, и получится голое предательство.
– А СКАЧАТЬ