Я всегда была уверена, что главное для женщины…. Вера Малярша

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ не рассказала.

      – Куда ты, – встревожилась Григорьева.

      – Мне пора, – помогая себе костылями, Шура неуверенно пошла к дверям. – До свидания.

      – Шура, стой!

      Шура не оглядывалась.

      Григорьева в бешенстве вывернула на стол сумку, в поисках кредитной карточки. Все покатилось и посыпалось в разные стороны. Вот же она, чертова карточка! Пока Григорьева собирала содержимое сумки, пока прокатывала карточку, пока искала мелочь на чаевые, Шура ушла.

      Григорьева бросилась на улицу и первое, что увидела – лежавшую на мостовой Шуру. Рядом валялись поломанные костыли. Глаза Шуры были закрыты. В стороне стояла машина с помятым бампером. Вокруг машины бегал перепуганный шофер и умолял прохожих быть свидетелями.

      – Она сама, понимаете, сама, – бормотал шофер, размахивая руками. – Ей – красный. Все стоят. И она стоит. А потом костыль роняет и падает. А тут я. Ну, откуда я мог знать, откуда? Она стоит, как все. И падает.

      – Доченька, – ноги Григорьевой ослабли, и она опустилась рядом с Шурой.

      Приникла головой к ее груди. И застыла, не в силах ни кричать, ни звать на помощь. Только слезы. Огромные отчаянные слезы, как капельки воды с лимоном, тихо струились по лицу Григорьевой.

      – Ты прости меня Григорьева, – откуда-то с неба сказал Казанцев. В ушах стояла глухота, сквозь которую еле доносились звуки улицы.

      – За что простить, Казанцев? – мысленно спросила Григорьева. – Ты взял меня в свой проект, носишься со мной, поселил во дворце, платишь огромные деньги.

      – Ты прости меня, прости, – все так молил с неба Казанцев. – Ты только живи, только живи. Но так было надо.

      – Что было надо? – не поняла Григорьева.

      – Я снял твои отчаянные слезы, те самые, о которых мечтал. Это было феноменально. Оскар – наш!

      – Шура, – позвала Григорьева, – Шура.

      – Я здесь, – так же с неба донесся голос Шуры.

      – Как ты? – страшась услышать ответ, спросила Григорьева.

      – Я в восторге, – радостно отозвалась Шура. – Твои слезы – это кинематографический шедевр. Я счастлива, мама.

      – А твои ноги?

      – Их придумал Казанцев, – сказала Шура. – Он хотел, чтобы мы не играли жизнь, а прожили ее. Он – гений!

      – Да, – согласилась Григорьева и закрыла глаза.

      И небо и земля перевернулось.

      И небо стало твердью, где остались Казанцев, Шура, каскадер в роли шофера и массовка улицы.

      А земля возвысилась до небесного купола, где и парила душа Григорьевой.

      Легкая и доверчивая, как непридуманный талант.

      Анька упирается

      – Анька упирается, – кричит мне Анькина мать по телефону.

      – Елизавета Петровна у меня раствор схватывается, – я гляжу на стену с подсыхающей штукатуркой: еще пять минут, и я его уже не заровняю.

      Только-только СКАЧАТЬ