– Кость, кажется, цела, – сообщил старший товарищ; облегчения в его голосе Маду не слышал никакого, одну лишь злость, однако и сам понимал, что виноват. – Вот здесь больно?
– А… А, пусти! – вскрикнул тот, вырывая руку, и отвернулся, зажав рот ладонью.
– Может, лучше к лекарям его отправить? – предложил кто-то неуверенно. Суди стиснул челюсти так, что крупные желваки проступили на его лице.
– Разумеется, лучше! – прикрикнул он на растерявшихся юнцов, подхватил Маду за плечи, помогая встать, и распорядился: – Нерти, Меху, проводите его туда. Обратно можете не возвращаться, идите сразу ставить шатры! А с этими, – мрачно указал он на двоих шасу, – с этими мы сами разберемся.
Шатры лекарей, на удачу – Маду, невзирая на все его возмущения, усадили верхом на ту самую смирную пегую кобылку, предложенную Суди – разбиты были на северной, ближайшей стороне лагеря. Больных и раненых в войске пока имелось не столь много, но, помимо них, врачевать требовалось также вьючных и боевых животных; теперь же, пользуясь небольшой передышкой, заготавливались запасы отваров, мазей и присыпок, чистых бинтов и дощечек для наложения повязок – так, что среди дня свободного лекаря, способного быстро оказать помощь, могло и не найтись. Во всяком случае, удачливости Маду на это не хватило.
В первой же палатке, где в воздухе висел запах травяного варева, а из большого медного котла, стоявшего над жаровней, клубами исходил густой пар, им троим велено было идти дальше; во второй вовсе никого не оказалось, а третья предназначалась только для страдавших от лихорадки. Провожатые Маду уже в голос бранились: тащить полуживого от боли собрата на себе было задачей не из приятных и им, конечно же, хотелось как можно скорее передать его кому-то более сведущему в подобных делах. На четвертой палатке терпение иссякло у Нерти, самого молодого и несдержанного из троицы – ему, уроженцу многолюдного Уасета, едва сравнялось пятнадцать – так, что он чуть ли не рванул на себя тяжелый полог и впихнул внутрь Маду с требовательным возгласом:
– Принимайте больного!
Вслед за этим наступило очень долгое и очень неловкое молчание: еще не сообразив, что именно они сделали не так, трое молодых воинов дружно потупились с виноватым видом. Седой старичок, в одиночестве устроившийся на циновке и растиравший в ступке какие-то коренья – сгорбленный, с настолько сожженной загаром кожей, что та напоминала эбеновое дерево, и ясными молодыми глазами, смотревшимися странно на его морщинистом лице – глядел на них по-доброму и даже понимающе:
– Потерялись, молодцы?
– И СКАЧАТЬ