– Она уже давно не Миронова, а Попова.
Дорога, шедшая от станции к посёлку, лихо проскакивала перекрёсток – пересечение с Варшавским шоссе. Слева плотным рядом обозначали своё присутствие палисадники деревенских домов, крыши, стены, наличники резные, в ветвях и листьях утопающие и ненароком зовущие: «На помощь!» Дорожная насыпь и само асфальтовое полотно глядели на них свысока, надменно – виной тому были старания строителей, ответственно подошедших к работе и выполнивших дорожную насыпь основательно, по всем действующим нормам и правилам. Она получилась высокой, выше других дорожных элементов, окружающих построек, предметов. Отсюда надменность. Справа лежал провал тротуара, который ограничивался строем лип и железной решёткой забора, огораживающей пространство футбольного стадиона. Автомобиль, которым Олег Попов управлял, Лада-«девятка» валялся бесформенной грудой железа, перегораживая тротуар, войдя передней частью в изгородь, сильно поранив ствол дерева, выломав секцию решётки. Видимо водитель потерял управление, превысив скорость.
«Олег Попов разбился», – несколько дней висело дождливой тучей над посёлком.
«Инкин сын разбился», – не утихали разговоры на лавочках.
Погода, отравленная смертью, кашляла и чихала дождём. Мы вновь вышли под хмурое небо улицы. Состав был всё тот же. Шёл третий день считая от трагедии. Асфальт прикрыли еловым похоронными лапами. Молодые люди – парни, девушки, в большей массе своей в кожаных куртках (запомнилось почему-то) заняли один из столов с лавочками, что стояли с ним в комплекте. У нас столы установлены были на против каждого из подъездов домов. Этот был правый во дворе серединной пары. Девушки стелили скатерть, расставляли закуску на керамике. Ребята гремели стаканами и рюмками, доставали бутыли с прозрачной жидкостью.
«Вот вам поминки по Тарасу», – пришло почему-то через года, хотя поминки проходили не так как у Гоголя, классически.
Тем днём с утра Олега похоронили. А после поднимались горькие тосты, молчаливые отсутствием стеклянного перезвона. Я сам видел. Я сам слышал.
Следующая смерть ударила значительно, пришибла увесисто. Следующая смерть плотно была связана с моей семьёй.
«А сколько в нашей стране живёт народов?»
«Слышал про красного графа Толстого?»
Правильные ответа на эти вопросы теперь я знаю, но их никто больше не спросит. Некому спрашивать – дедушка умер. Никто не прочтёт стихотворения Есенина и Евтушенко. Некому прочесть – дедушка умер.
Мы тогда под Калинин уже переехали в посёлок геологической партии.
Посёлок ютился в стороне от шоссе, соединяющего Москву с Калининым, чётко против поселения, имеющего название Эммаус. Я думал, что название поселения переводится как «Мышь». Почему? Объяснить легко: «Э» – в сознании моём представлялось неопределённым артиклем «A» из английского языка, а «маус» образовано было от того же английского «mause», что и означало «мышь».
От СКАЧАТЬ