– Но… – возражаю, стискиваю кулаки и решительно делаю шаг вперед.
Больше у меня не будет другой возможности встретиться с ним лицом к лицу, но он перебивает.
– А насчет ваших семейных проблем, Ясмина, – угрожающе понижает тон, лицо его смурнеет. – Твой отец знает. Стоит ему принять мое предложение, и больше у вас проблем не будет.
Его слова прибивают меня к месту. О чем он говорит? Какое предложение?…
– Не понимаю, – мой голос дрожит, горло перехватывает обручем рези.
– Ну да, я не удивлен, – фыркает презрительно. – Ты всегда ничего не понимаешь, не знаешь. Псевдоневинная овечка.
Его слова оглушают, к лицу приливает кровь от стыда. Непонятного, жалящего до глубины души.
– За что ты… Аслан не мог так поступить, Тагир. Вы ведь были друзьями, – беру себя в руки и прерывающимся от эмоций голосом пытаюсь вразумить его, поверить.
Вот только для чего? Разве это вернет прошлое? И ненависть моя никуда не денется. Но саднящее в груди чувство справедливости и обиды за брата не дает покоя, требует правды и возмездия.
– Мы не будем это обсуждать, – отрезает все мои порывы на корню, – Задача твоей семьи – переписать на меня земли.
– Земли? – непонимающе переспрашиваю.
– Реши этот вопрос, Булатова, – жесткий тон. – И тогда твой отец будет жить.
Его слова звучат двусмысленно, будто он не об операции говорит, а о том, что сам моего отца и… Убьет… Растерянно смотрю на него, но весь его вид говорит о нежелании дальше обсуждать эту тему. О чем он говорит, папа? Ты ведь даже сказать мне об этом не в силах. Да и посмею ли я потревожить тебя в тяжелом состоянии. Может, мама знает?…
– А увольнение? – наступаю себе на горло, морально встаю перед ним на колени, подставляя шею хищнику, словно жертва.
Так надо, Ясмина, так надо. Ты должна вытерпеть всё ради своей семьи. Тебя учили с детства, что родная кровь – это всё, что имеет значение в нашей жизни. Ты – ничто, ты – род.
– Я не занимаюсь проблемами рядовых сотрудников, – отвечает пренебрежительно, верхняя губа дергается, словно он сдерживает себя, чтобы не оскалиться. Вздрагиваю, словно от хлесткого удара. – Так что вопросы твоего увольнения не ко мне. У тебя есть собственное начальство, с них и спрос.
Никогда не думала, что он может унизить меня сильнее. Чувство отверженности наполняет каждую клеточку тела, каждый вдох дается с трудом. Задыхаюсь от нехватки кислорода, тяжело дышу, не в силах вымолвить ни слова. Гнев от унижения поднимается волнами снизу вверх, опаляя щеки кровью. Стискиваю кулаки, глядя в его надменное, высеченное временем лицо.
– Я тебя услышала, – произношу, скрипя зубами.
Челюсть моя, казалось, онемела, а виски заломило стреляющей болью. Кидаю последний, уже ничего не выражающий взгляд на Тагира и молча разворачиваюсь, чувствуя, как волосы хлещут меня по щеке. Не позволяю СКАЧАТЬ