выкрутасы сквозь пальцы, хотя знал, что плохо может кончиться. К тому же ещё дежурная по станции Лидия Воронцова, драла глотку, словно войдя в раж. Голосина у неё будь-будь гремит как медный колокол на всю округу, да если его усилить ещё динамиками селекторной связи… Эх, мужички! Надо ж так случиться в самый последний момент оскользнулся Лёшка при переводе стрелки и упал на рельсы. Вагоны, пущенные без управления, разнесут всё на своём пути. Как напугался Лёшка, как закричал. Меня из кабины выбросило, словно взрывной волной. И как раз вовремя. Парень-то молодой, только что с армии прибыл. Лежит на рельсах, бушлатишко-то солдатский задрался, и лица не узнать. Сам не знаю, откуда у меня такая прыть взялась. Не помню, как оказался рядом. Рванул его за бушлат. И мы упали около рельсов. Состав, стуча на стыках, проскочил дальше. Ух, и бил меня озноб, зуб на зуб не попадался. Лёшка тоже весь дрожал. Мастер, будто назло, тут подвернулся и загремел, мол, ты Михаил Петрович, куда смотрел за этим безобразием? Профсоюзное собрание будет разбирать действие наставника молодёжи Баженова. Разве мало ты сам ошибался, и другие рядом с тобой. Неужели война тебе Михаил Петрович ничего не дала? Ну ладно, тогда тебе было семнадцать лет, да и был ты не машинистом, а помощником. Время-то, время какое было, чуть оступился, нарушил инструкцию, проявил слабоволье, и вот уже нет на плечах головы. Одним словом – война. Машинист паровоза Иван Филиппович Жигулин – душа человек, вёл тогда состав с горючим. Духота была невыносимой. Слепни не давали покоя даже в кабине. Паровозишко выбивался из сил. Охраны никакой. Кочегар у топки замотался бросать берёзовые чурки. Он обливался потом. Выйдет на тендер, глотнёт свежего воздуха и опять к топке. Я к нему тогда, дескать, Володя, отдохни. Он только глаза пучит и говорит, что у тебя своя работа есть. Из деревни был, молодой, но сильный товарищ. Машинист Жигулин ещё удивлялся тогда: «Володя, ты что ли двужильный? Отдохни. Михаил, к топке! Помоги кочегару». А у меня откуда силы-то возьмутся – семнадцать лет. Работал до изнеможения, хныкать некогда. Потом привык. Жигулин не кричал, не ругался, а взглянет, было – стыд пробьёт до самого донышка. Такой мужик – редкость: совестливый, честный, справедливый. Век не забудешь. Может быть, излишнее его добродушие и подвело тогда на станции Колежма. Он посадил капитана на паровоз, хотя нам было запрещено. Может быть, на него подействовала нашивка за тяжелое ранение на груди у капитана. Он осмотрел, конечно, с ног до головы капитана и, видимо, остался доволен. А потом, как выяснилось, капитан оказался врагом. Прихрамывая на левую ногу, он тащил в руке небольшой чемоданчик, в котором была мина. Если бы тогда Жигулин выполнил инструкцию. Хорошо, что всё тогда окончилось благополучно, а могло быть, могло. Редкая случайность спасла нас и паровоз с горючим от гибели. И всё из-за нарушения инструкции. Не хотелось думать, что в обличии советского капитана скрывается ярый диверсант, который способен на отчаянный шаг, лишь бы нанести вред врагу. Какие
СКАЧАТЬ
