Вероятно, поэтому в ночь накануне побега мне приснилось, что я заперта в крошечном телевизоре, похожем на тот последний пузатый экспонат, который озарял грязную берлогу Льда и его братьев своим тусклым голубоватым светом. Мне было больно и страшно. Из порезов на боку текла горячая липкая кровь. Я царапала стекло экрана изнутри, зная, что за ним собрались зрители. Я их не видела, но слышала прерывистое дыхание и шорохи. Я кричала, надеясь, что хоть один из них додумается разбить проклятый ящик и выпустит меня. Но потом с ужасом поняла, что зрители, вероятно, думают, будто я всего лишь актриса и уж наверняка не станут ломать экран, не дождавшись окончания фильма. Моя кровь между тем заполнила пространство телевизора уже наполовину. Как глупо так умереть, страдая у всех на виду, не скрывая собственных ран и при этом осознавая, что для смотрящих ты просто мимолётное развлечение. Или, что хуже, они не понимают, что всё это взаправду. И лишь когда моё тело будет неподвижно плавать в кровавой жиже много часов, зрители начнут потихоньку догадываться, что здесь что-то не так. И тогда… Хотя всё это будет уже неважно, ведь к тому времени я умру. Дальше сон закрутился, смешивая все краски, чувства и ощущения в безумном круговороте, напоминая цветастую юбку моей матери, всю в заплатах. Она любила танцевать – внезапно вскакивала с места и начинала двигаться под музыку, которая звучала только у неё в голове. В детстве я иногда пыталась уловить мелодию, заглядывая в одержимые глаза мамы. «Слушай колокольчики», – шептала она. Но, конечно, я ничего не слышала. Только стук её пяток об пол, шорох юбки да противное щёлканье пальцев. Безумие. Возможно, сначала я побежала, пытаясь стряхнуть сон, который всё ещё крепко обволакивал мою голову. Чуть позже, понимая, что Лёд спит, а я несусь одна сквозь снег куда глаза глядят, свободная, я лишь прибавила скорости. И бежала, бежала… бежала…
Дневник Тени
Здесь я снова возьму слово, поскольку после вышесказанного Эй замолчала и продолжила пить. «Уничтожала выпивку, чтобы не досталось Льду, иначе он нас всех изведёт, вспомнив старые привычки». Это она так сказала. На мой взгляд, разумнее бы было вылить пойло на землю, и всё. Так что, видимо, не один Лёд страдал от пагубного пристрастия. Но кому, как не мне, знать, что люди бессознательно стремятся выставить себя в наиболее выгодном свете. Всегда. Даже перед самими собой. Самые ужасные изъяны и грехи мы склонны оправдывать или вовсе не замечать. Глядя, как Эй чуть ли не вылизывает горлышко бутылки, я еле сдержался, чтобы не задать ей вопрос: пили ли они со Льдом вместе или она его наделила исключительно собственным пороком, чтобы скрыть истинную причину побега из коммуны? При случае надо спросить у Льда. Больше ничего особенно интересного про себя Эй не рассказала. Её голос стал вскоре совсем невнятным: она бормотала всё тише и тише, уставясь в одну точку. Свечки почти догорели. За окнами стояла непроглядная густая ночь. Надо было возвращаться в поезд, но я не представлял, как потащу пьяную
СКАЧАТЬ
