– Да, в десять.
– Хорошо, хорошо… Ты давай иди, готовься. Можешь даже дома. А завтра я тоже приду в качестве зрителя… Ну иди!
– До свиданья.
– До свиданья, до свиданья.
– Ну что? – Ниночка встретила прямо у порога и почти прижала Крестовского своей пышной грудью к косяку двери.
– Да ничего.
– Что он спрашивал?
– Ниночка… Нина Григорьевна… мне Николай Андреевич приказал домой ехать, к процессу готовиться. Можно я уже пойду?
Для секретарши такое обращение было хамством. Мало того, что этот никому не нужный здесь сопляк-адвокатишко отказался говорить с ней, он еще и назвал ее по имени-отчеству!
– Так?! Так, Альберт… как вас там.
– Сергеевич.
– Альберт Сергеевич…
– До свиданья, – Крестовский вдруг понял, что зря обидел женщину и что дороги назад уже нет, – Простите, если я вас обидел.
– Да я не из обидчивых! До свиданья, Альберт Сергеевич!
Трамвай катился медленно, будто катерок на небольшой волне раскачиваясь на неровностях дороги. Колеса выдавали однообразный ритм, сухо отсчитывавший количество оставленных позади рельсов. На остановках люди выходили и заходили, унося одни эмоции и принося другие. Все двигалось так, словно в этом хаосе был какой-то смысл, особый порядок, кем-то устроенный и управляемый. Казалось, еще чуть-чуть и суть происходящего откроется сама собой. Крестовский впервые смотрел на мир глазами стороннего наблюдателя. Раньше он всегда был участником событий, нес свои переживания в толпу, получал чужие, а сегодня видел все будто сверху. Он еще не различал деталей, не выделял отдельных лиц, не определял характеров, но уже был не с массой. Это ощущение давало чувство свободы и одиночества.
В голове и груди проворачивались произошедшие события – эмоции сравнивались с картинками фактов, раскладываясь по важности в логической памяти. Так, наверное, могло бы продолжаться долго, но в кармане зазвонил телефон. По сигналу звонка он понял, что это мама. Говорить не хотелось, и не ответить было нельзя – Альберт знал, что она волнуется и сейчас звонит узнать, как прошел процесс.
– Алле, мама, здравствуй, – он старался говорить негромко, чтобы не нарушить загадочный порядок окружавшего движения, заставив людей обратить на себя внимание.
– Альберт, сынок, здравствуй. Ну, как, уже закончилось?
– Нет, мама, суд перенесли на завтра.
– А ты уже этого Кривошеева видел? Про него всякие нехорошие истории рассказывают.
– Видел, мама. Все хорошо, не беспокойся. Я сейчас не могу говорить – я в трамвае. Я тебе позже перезвоню, ладно?
– А… Хорошо. Я буду ждать.
Вместе с исчезновением слова «мама» на дисплее телефона, ушли все прежние ощущения. Он снова оказался частью СКАЧАТЬ