– Скажите, пожалуйста, вслух.
– Да что ты с ней церемонишься? – Второй вдруг схватил ее за горло, и Клэр трепыхнулась, вытянулась в струнку, покорная движению и уходящему из нее кислороду.
– Перестань! – Ее отпустили, и она снова долго дышала, впервые в жизни жалея об отсутствии чипа в голове, стальной руки, синтетической кожи.
Именно ее семья была совместимой, на них много лет назад просыпались все эти деньги только потому, что их набор генов не отторгал различные железяки. А что сделала она? Ограничилась сердцем? Да полтела можно поменять и не быть в чьей-то власти.
Проблема заключалась в том, что до нынешней минуты Клэр и не боялась.
Зато сейчас познала все оттенки этого мерзкого, отвратительного чувства.
– Клаудия, вслух.
– Я не буду пытаться связаться с мистером Рэндом, он имеет право на личную жизнь, а у вас… – она чуть было не ляпнула «в Хейвене» и прикусил язык.
– Что у нас?
– У вас очень плохо с просьбами, – жалко и обиженно выплюнула она, и слезы в этот раз потекли совсем уж по своей воле. – Можно было сказать. Не…
– Простите, такова воля заказчика, – развел руками первый.
Она наконец вгляделась в них: два черных силуэта, затянутых в синтетику. Без прорезей на месте глаз, скорее всего, ткань позволяла и видеть, и дышать.
– И мой приятель перестарался, конечно. Мы отбываем, а вы будьте умничкой, сосчитайте до ста, медленно-медленно, а потом ползите к двери, это направо. Мы оставим вам нож.
Клэр снова кивнула, но вступило сразу везде, и она зажмурилась от боли.
– Ты хочешь сказать, мы ее не тронем? – спросил второй со странной интонацией, и Клэр вскинулась, пытаясь понять, что же такого нехорошего было в его фразе.
Но две черных силуэта уже шли по направлению к выходу, направо, и тот, что был относительным хорошим, кажется, тащил другого. Через несколько мгновений что-то звякнуло об пол, и Клэр напрягла глаза, пытаясь сообразить, закончены ли ее мучения, а потом со стоном, усталая, повалилась на пол и поползла, то отталкиваясь ногами, то переворачиваясь набок, то ложась на спину.
Дверь оказалась не так уж и далеко, а вот вспороть пластиковые стяжки небольшим ножиком было непросто. Клэр трясло, и она, вроде бы достаточно спокойная внутри, никак могла собраться и заставить пальцы слушаться. Сквозь набат в ушах пробилась одна четкая, безумная мысль: они не заставили ее сосчитать до ста, она не стала считать до ста, поэтому она может все, здесь и сейчас, далее везде – и нож, наконец, перестал скользить в руках. Запястью было очень больно, но давление прекратилось, СКАЧАТЬ