Он проходит и садится напротив.
– Не зарывайся. Скажи спасибо, что я на тебя заявление не написал.
Полагаю, ему с огромным трудом даётся спокойствие да и вообще нахождение в одном помещении со своим обидчиком. Мы замолкаем. Я кручу головой, осматриваюсь. На стене висит большой парадный портрет Леонида Ильича. Рядом – Щёлоков.
– И зачем вы меня сюда привезли, товарищ генерал? – интересуюсь я. – Планы на вечер мне сломали.
– Планы ему сломали, – брезгливо складывая губы, бросает он.
«Ты мне кости сломал», – как бы говорит он своим видом и, наклонившись, тянется в карман пиджака за носовым платком, вытягивает несвежую тряпицу и вытирает мокрое от пота лицо.
– Скажите, Глеб Антонович, вы же москвич?
– Тебе-то что? – недовольно прищуриваясь, отвечает он.
Надо же, ещё и разговаривает со мной, не орёт и не плюётся. Интересное кино. И это после того, как мы… повздорили… Хм… Видать крепко их припекло.
– Да просто странно, – пожимаю я плечами.
– Странно ему…
– Странно, да. Вы же москвич, так почему в гостинице живёте? Вас что, с конфискацией имущества в провинцию перевели? Из квартиры вытурили?
– Не твоего ума дело, – обиженно говорит он. – Дохера знать хочешь. Меньше знаешь, лучше спишь, слышал мудрость житейскую?
– А может, вы её сдаёте внаём? Интересно же, в чём дело? А вы женаты, вообще? Ну, то есть, были когда-нибудь?
– Брагин! – взрывается он. – Засунь язык себе в жопу и молча сиди. Когда спросят – ответишь, а мне мозги канифолить не надо! Заткнись. А если ты не…
Он зависает, оставляя фразу без продолжения.
– Что? Чего вы замолчали? Изобьёте меня, если я не заткнусь?
– Найдётся, кому избить, – с сожалением и тоской по неосуществлённой мечте бросает он.
– Кстати, – не реагирую я на его слова, – я догадался, что с вами случилось. Вас жена домой не пускает, да? Пошёл, говорит, ты Печкин нахер! Сатир похотливый! Угадал? Да ладно, мы же хорошо с вами знаем друг друга и ладим, нет разве? Что за тайны, в конце концов?
Он отворачивается и пыхтит, пытаясь держать себя в руках. Неприятно, да?
– Слушайте, а вас что, дёргать уже начали, да? – поднимаю я одну бровь. – Не пойму я, ради чего аудиенция эта? Уже почувствовали петлю на шее? Что за хрень происходит, скажите по старой дружбе. Хотя бы в память о море дармового коньяка.
– В тюрьму тебя будем сажать. И коньяк, кстати, у тебя палёный.
– И почём сейчас генерал-майоры? Сколько дают за них?
Он издаёт неопределённый звук и, отвернувшись от меня, снова прикладывает платок к лицу. Я замечаю, что он морщится, но старается, чтобы это осталось незамеченным. Побаливают отдельные СКАЧАТЬ