Лицо и тайна. Лицо и тайна. Экзотерические записки. Горазд Коциянчич

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ память – это я? Этот взор был открытием глубины мира, истинности, которая не является лишь отрицанием мира порнографии, вечного подросткового сознания, нерефлексированного дионисийства, но бесконечно истиннее его, хотя и существенно нежнее, тише его. Наподобие того синайского ветра. Истина этого мира – дело опыта, ненавязчивой внутренней уверенности.

      Если зрение Вайль принесло мир перед «нечистым» зрением почти так, как ангел в средневековой легенде препоясал Фому Аквинского, то мне оно мира не принесло. «Даже если природу выгонишь с вилами, она возвращается» – говорили стоики. Порнографический интерес (в самом широком смысле «того, что внутри», более или менее открыто, более или менее громко), вопреки открытию измерения глубины в нас, как правило, не исчезает (об этом существует глубокая богословская теория, учение о «страстях», которое подытожило стоическую мудрость и включило ее в мир духовного). Но потом он является лишь в борьбе, в напряжении, в диалектике духовного выживания и отмирания. И все-таки, взгляд на Красоту принес «знание» о границе. Он раз и навсегда был видением границы между чистым и нечистым. Онтологической границы, несвязанной с индивидуальным опытом (ведь я ее понял именно на основе встречи опытов), «трансцендентальной», имеющей значение для каждого.

      Поэтому, не имея никаких морализаторских претензий, встревоженно слежу за порнографизацией искусства, которую сегодня видим в разных сферах художественной деятельности. Французская писательница Анни Эрно (Annie Ernaux), при просмотре порнографического фильма узнала в его эффектах цель современной литературы: «Потребовалось, чтобы миновали века и сотни поколений сменили друг друга, и вот мы можем свободно наблюдать слияние женских и мужских гениталий, извержение спермы – и если раньше подобное зрелище повергало в обморок, то теперь оно столь же обыденно, как рукопожатие. И у меня мелькнула мысль, что литературе стоило бы осмыслить чувства, которые вызывают сцены полового акта: смятение, ужас и, наконец, – забвение всех моральных запретов». (Обыкновенная страсть, 1991). Именно этот принцип разрушения границы между двумя мирами становится универсальным девизом «искусства». В Словении эта тенденция очень выражена. Наверное мало кто осознает это существенно-эпохальное, а никак не просто моральное измерение этого процесса и перемены, которая совершается в топологии культуры. Порнографизация литературы, как мы это наблюдаем, когда перелистываем текущую словенскую продукцию (от совсем заурядной, до «верхов» словесности), опошливает слово, ведь она суживает горизонт, ослепляет глаз духа, чтобы не видеть realiora; и в других видах изобразительности, которые пользуются движением, образом или очертанием как средством выражения (театр, танец, живопись), крошечная сфера чувственного, которое в шоке таинственности может выявить символическое, все чаще довольствуется напоминанием о биологической мистике. Это действует. Оно действует. Но таким образом граница не стирается, а лишь СКАЧАТЬ