Дом, пропахший валерьянкой. Евгений Гузеев

Чтение книги онлайн.

      – Но Мишель, вы же клялись, вы хотели быть другом и только. Да и я, кажется, ничего такого вам не обещала.

      – О да, я помню тот разговор. Но это было тогда. Теперь все по-другому. Вы стали мне ближе и дороже, и…

      – Скажите-ка лучше: дальше и дешевле… Нет уж, не продолжайте, а то договоритесь до того, что опять в любви начнете объясняться. А вы ведь, батенька, даже на гроб броситься побоялись, тоже мне любовник.

      – Опять вы про гроб, Софи, – воскликнул в отчаянии Мишель. – Это я скорее умру, а вы проживете долгую жизнь и меня забудете в один день.

      – Ну, ну, успокойтесь. Я вас по-своему люблю. Ведь я всегда разрешала вам быть рядом. Разве вы этого не замечаете? Ну, поцелуйте же руку, я позволяю. А теперь оставьте меня одну. И не нужно никаких записок. Ничего не нужно. Уходите же. Не забудьте свою трость.

      Михаил Петрович и правда чуть было не покинул залы без своей любимой трости, с которой редко расставался. Но сейчас он был растерян и огорчен, ибо опять убедился в том, что Софи не может забыть князя. А в отношении к себе самому почувствовал появившуюся прохладу, как и в ее пальцах, к которым только что прикоснулись его чуть воспаленные губы – холодных, как звезденская зима. В глазах, однако, у него мелькнула тень обиды и ревности, которую он скрыл от Софи, поспешно отвернувшись.

      Глава II

      Пришло время рассказать несколько слов о наших героях. Софья Александровна Татаринова – пожилая девушка лет двадцати четырех – появилась в Петербурге уже давно и считала себя полноценной городской барышней, усвоивши все модные привычки, манеры, внешние атрибуты и прочие статус-символы, о которых ее сверстники там в провинции ничего не знали и не ведали, либо же представляли как-то по-своему, иначе. Когда-то и она была обыкновенной деревенской барышней. Нынче же не каждый в ней признал бы ту самую девочку-провинциалку, появись она в родных палестинах. Так, ежели раньше по утрам она ела тюрю с толокном, то нынче Аксинья ей подавала кофей со сливками и пирожные. Если когда-то она бегала по траве босиком с косой ниже стана, то теперь без ковров не представляла себе возможным передвигаться по квартире, будто и полов в доме не было – голая земля вместо паркета. А прическа на ее голове – это сооружение нынче напоминало замок самого Владимира Дракулы. Пальцы ее забыли шитье и были усеяны ослепительными перстнями. Кофточки из ситца, сарафаны из пестряди и прочие грошовые наряды заменились дорогими туалетами – в основном импортными дефицитными. Ну и так во многом остальном. Она была темноволосой и статной с красивым дерзким лицом, почти классическим, в котором не улавливалось уж ни одной провинциальной черточки – как-то они, видимо, сгладились и исчезли под влиянием бурной городской жизни.

      Семья ее и поныне проживала в своем колхозном имении из которого до Петербурга добираться дня не хватит. Отец Александр Модестович любил свое колхозное поместье, председательствовал в поте лица, и сам бывало хватался за лопату или грабли, подавая пример своим ленивым и нерасторопным крестьянам. Впрочем последнее время СКАЧАТЬ