Старообрядцы и евреи. Триста лет рядом. Г. В. Бондаренко

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ не слишком комплиментарно, в то время как старообрядец, напротив, предстает глубоко верующим и сострадающим человеком. Впрочем, конец этого вынужденного религиозного диалога оказывается очень печален: все обитатели барака в итоге умирают, за исключением самого рассказчика и одного из солдат.

      Не менее интересна и биография поэта Ильи Сельвинского (1899–1968). Родившийся в Крыму, он всю жизнь говорил о своей принадлежности к общине крымчаков (крымских тюркоязычных евреев), хотя все доступные данные указывают на его происхождение из семьи евреев-ашкеназов. В автобиографическом романе «О, юность моя!» (1967) в охваченном революционной смутой Крыму встречаются еврей Гринбах и старообрядец Устин Яковлевич. «Старообрядцы – народ занятный!» – восклицает Гринбах в словесной перепалке с Устином Яковлевичем. Тот в ответ задумчиво говорит друзьям про Гринбаха: «Человек он зарный, себя не жалеет, все только о революции мечтает… Мы их, явреев, били, погромы устраивали, а они вон каковы оказались на поверку». Учитывая, что этот роман носит сугубо автобиографический характер, мы можем с уверенностью сказать, что за его персонажами и их диалогами стоят реальные люди, встреченные писателем в Крыму в 1917–1920 годах. Так революционная романтика объединила еврея и старообрядца – несмотря на то что далеко не все представители этих двух общин пошли вслед за большевиками.

      Нет никаких сомнений, что контакты между евреями и старообрядцами нередко случались и в местах не столь отдаленных: и тех и других часто выносило к берегам описанного Солженицыным «архипелага ГУЛАГ». При этом старообрядцы, насколько нам известно, находились в советских лагерях только в качестве заключенных, в то время как евреи часто оказывались по обе стороны колючей проволоки.

      О еврейских и старообрядческих узниках советских Соловков подробно рассказывает книга воспоминаний о лагерной жизни писателя Бориса Ширяева (1889–1969) «Неугасимая лампада». Так, к примеру, в сцене подпольного празднования Рождества в лагере в 1923 году писатель упоминает, что одним из участников торжества был рогожский старообрядец, бывший купец Василий Овчинников. Во время празднования припертая от чужого глаза дверь внезапно открылась «и в щель просунулась голова дежурного по роте охранника, старого еврея Шапиро, бывшего хозяйственника ГПУ». Присутствовавшие заключенные замерли от ужаса, опасаясь неизбежного ареста, однако Шапиро и сам был не прочь отметить праздник. Через пару минут он вернулся, бережно держа в руках тарелку с национальным еврейским блюдом «гефилте фиш» – фаршированной рыбой. Так за одним рождественским столом объединились православный, старообрядец, еврей, атеист и мусульманин, охранник и зэки. Рождественский напев, по словам Ширяева, звал в «Царство Духа, где нет ни эллина, ни иудея». Можно с уверенностью сказать, что подобных контактов и встреч было гораздо больше, как на Соловках, так и в системе ГУЛАГа в целом. К примеру, «Мартиролог Минусинского региона: конец 1920–1950‐х гг.», хранящийся в Минусинском СКАЧАТЬ