Пантеон и царский культ в Коммагене. Эпоха Митридата I Каллиника и Антиоха I Теоса. Историко-археологическое исследование. Сергей Обухов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Пантеон и царский культ в Коммагене. Эпоха Митридата I Каллиника и Антиоха I Теоса. Историко-археологическое исследование - Сергей Обухов страница 2

СКАЧАТЬ – крайне неоднородна. В первую очередь, инородным телом в ней являются «Яшты» – гимны в честь богов древнеиранского пантеона[7], коренным образом отличные от «Гат» полулегендарного Зороастра. Несмотря на умелую работу зороастрийского редактора-жреца, в них чувствуется живое дыхание древнеиранского политеизма, фиксируются обломки древнеиранского эпоса, отсутствует какая-либо этическая составляющая вроде осуждения грабительских набегов древнеиранских племен друг на друга[8], кровавых жертвоприношений[9], приоритета мирного земледельческого труда и др. Не исключено, что хотя бы частично «Яшты» должны датироваться концом II – началом I тыс. до н. э.[10], тогда как «Гаты» с их жестким дуализмом, выражающимся в противопоставлении Ахура-Мазды и Ангро-Манью, метафизической абстрактностью и отвлеченностью, неприятием богов традиционного иранского пантеона (в особенности Митры) вряд ли могут быть отнесены к эпохе раньше VII–V вв. до н. э., эпохе напряженных религиозно-философских исканий на Древнем Востоке (да и не только)[11]. Сказанное отнюдь не означает, что мы принимаем точку зрения тех исследователей, которые считали, что Заратуштра был современником Дария I и его отца Виштаспы, известного по Бехистунской надписи[12]. Эта гипотеза, наиболее обстоятельно изложенная Э. Херцфельдом[13], вызвала обоснованную критику уже в конце 1940‑х – начале 1950‑х гг., в том числе и в отечественной иранистике[14]. Вообще, нельзя исключать и того, что Заратуштра – отнюдь не реальное историческое лицо, а символ идеального первожреца-огнепоклонника[15], как и мифическая царская перводинастия Кайанидов являлась символом царской власти вообще, идеальным примером, которому надо подражать в настоящем[16]. Современные попытки реконструировать биографию Заратуштры[17], опирающиеся на малодостоверные поздние источники парфяно-сасанидского времени, вызывают лишь скепсис, не более. При этом мы отнюдь не считаем, что древнеиранский политеизм исчезает в ахеменидское или эллинистическое время. Напротив, «иранское язычество» являлось одним из важнейших составляющих религиозных верований населения Западного и Восточного Ирана, востока Малой Азии, Армении в эти эпохи. Формирующийся канонический зороастризм оказывает влияние и на древнеиранский политеизм, однако последний существует, к примеру, на территории Средней Азии вплоть до эпохи арабского Халифата. Отдельно, и вполне правомерно, М.Н. Вольф выделяет династическую религию Ахеменидов (VI–IV вв. до н. э.), действительно частично впитавшую в себя отдельные положения зороастризма, однако не являющуюся, по сути, зороастрийской. В частности, в надписях древнеперсидских царей мы не найдем ни единого упоминания о Заратуштре; дуалистическое противопоставление Правды и Лжи, выступающее одним из краеугольных камней зороастрийской доктрины (Ахура-Мазда и Ангро-Манью), трактуется в религии Ахеменидов в основном СКАЧАТЬ
<p>7</p>

В том числе и Ахура-Мазды, чей образ значительно отличается от образа Ахура-Мазды «Гат».

<p>8</p>

Весьма ярко степная «баранта», совершаемая обычно молодыми дружинниками-удальцами, представителями аристократической верхушки, описана в ярких, даже торжественных тонах в «Михр-Яште» (Yt. 10. 37–38).

<p>9</p>

Подобный тип жертвоприношений характерен, например, для «Абан-Яшта», гимна в честь богини Анахиты. Показательно, что они производятся по крайне архаичному принципу do ut des, обычному для индоарийской Ригведы (да и других индоевропейских религий, к примеру, римской).

<p>10</p>

В частности, Г.А. Кошеленко, Гаибов В.А. и А.Н. Бадер доказывали, что «Михр-Яшт» был составлен в первой половине I тыс. до н. э. (см.: Кошеленко Г.А., Гаибов В.А., Бадер А.Н. Авестийские данные о Маргиане // ПИФК. 1996. Вып. 3. С. 134–147). При этом они активно ссылаются на исследования итальянского ираниста Г. Ньоли. В общих чертах с их позицией можно согласиться, только, как будет сказано далее, в тексте гимна отражены и реалии более позднего времени (частично и постахеменидской – эллинистической эпохи).

<p>11</p>

Были попытки связать составление религиозных гимнов «Гат» и с более поздним временем.

<p>12</p>

В отечественной науке так полагал В.В. Струве. См.: Струве В.В. Восстание в Маргиане при Дарии I // Материалы ЮТАКЭ. 1949. Вып. 1. С. 9–34.

<p>13</p>

Herzfeld E.E. Zoroaster and his world. Princeton, 1947. Vol. I–II. В отечественной историографии точку зрения Э.Э. Херцфельда принял А.О. Маковельский. (см.: Маковельский А.О. Авеста. Баку, 1960).

<p>14</p>

Бертельс Е.Э. Новые работы по изучению Авесты // УЗИВ. 1951. Т. III. С. 257–268.

<p>15</p>

Так, если этимологизировать имя «Заратуштра» как «усердный, ревностный почитатель огня» (см.: Pakhalina T.N. On the etymology of the Avestan name Zaraϑuštra and some of its epithets // Paper Presented at the 32nd International Congress for Asian and North African Studies (Hamburg, 1986). Vol. 16. Moscow, 1986. P. 2–4), то личность иранского пророка приобретает во многом мифический характер и является собирательным образом магов-огнепоклонников. По мнению Ю. Якубова, изображения Заратуштры представлены среди иранских и буддистских божеств в росписях фронтальной части ниши у гигантской 35‑й статуи Будды в Бамиане (Афганистан). (К сожалению, эта единственная в своем роде статуя была взорвана в конце 1990‑х гг. исламскими фанатиками-талибами). Справа и слева от Митры, который также фигурирует в сонме божеств (см. ранее), мы видим изображение человека-птицы, которое повторяется дважды – слева и справа от солнечного божества. Это молодой человек с бородой, в одежде зороастрийского жреца. В правой руке он держит алтарь огня, а в левой – барсом. На шее у него ожерелье, а голову увенчивает персидская тиара (Godard A., Godard Y., Hackin J. Les antiquités Bouddhiques de Bāmi’n. Paris, Bruxelles, 1928. P. 20, 22. Fig. 6. Pl. XXII). В общем-то эта иконография совпадает с описаниями явления Заратуштры бактрийцам в поздней традиции А. Бируни и Фирдоуси (Якубов Ю. Изображение Заратуштры в Бамиане // Верования и культы домасульманской Средней Азии. Тез. конф. Государственный музей Востока. М., 1997. С. 71–73). В целом, это изображение еще раз подтверждает правоту Т.Н. Пахалиной, не считающей Заратуштру реальной исторической личностью. Ведь и в данном случае ясно видится образ легендарного пророка (?) как олицетворения идеального первожреца-почитателя огня. На это наталкивает и датировка росписей V–VI вв. н. э., когда миф о Заратуштре получил свое окончательное оформление. Кроме того, сочетание буддистских и иранских религиозных образов наталкивает на мысль, что ни о каком зороастризме в сюжетах росписей Бамиана говорить не приходится. Положение же фигур легендарного пророка слева и справа от Митры может быть связано и с тем, что Заратуштра здесь сам выступает в качестве божества-вестника праведности по-маздеистски. Скорее мы имеем дело с синкретической маздеистско-буддистской концепцией, характерной для эфталитского времени в истории этого региона Средней Азии.

<p>16</p>

Келленс Дж. Авеста как исторический источник: список Кайанидов // Исследования источников по истории доисламской центральной Азии. Алматы, 1997. С. 44–59.

<p>17</p>

Пьянков И.В. Зороастр в истории Средней Азии: Проблема места и времени (опыт исторической реконструкции) // ВДИ. 1996. № 3. С. 3–23.