Вот я думаю о том, что у неё остались двое детей, мальчик и девочка. И мальчик тоже потом совершил попытку самоубийства. Почему? Это что, по наследству передаётся? И как так может быть плохо человеку, что совсем не хочется жить? Не хочется узнать, что там дальше.
Мне почему-то кажется, что дальше должно быть всё лучше, всё интересней. Мы с девчонками недавно это обсуждали. Оля говорит, что представляет меня известной писательницей, поэтессой. А Аньку почему-то видит так: она идёт беременная по улице рядом с мужем, и ведёт малыша за руку, а у мужа на шее ещё один ребёнок. А я смотрела на Аньку и не могла себе этого представить. Трое детей! С ума сойти, это же так много!
У Плат, кстати, есть стихи и про материнство – «Утренняя песня». Чудовищная – правда:
Крик, и, спотыкаясь, из постели -
корова средь цветов -
в своей чудовищной ночнушке – лечу.
Твой рот открыт – кошачий. Это ты
вдруг запускаешь ввысь пригоршню звуков,
прозрачных, как воздушные шары.
Как-то прямо пугающе. Не хочу детей. У Сильвии мне больше всего вот это нравится – это прямо моё, я это очень чувствую и понимаю:
Называется Blackberrying – «Ежевичничая» можно перевести. Ну красота же!
Никого на тропе и ничего – ничего, лишь ежевика,
ежевика – с обеих сторон,больше справа.
Ежевичная аллея спускается петлями, и море
где-то внизу – колышется. Ежевика
крупная – с подушечку пальца, как глаза, немая,
эбеновая в зарослях, тучная -
с красно-синим соком. Расточает его на мои пальцы.
Я не просила такого кровавого родства; она, должно быть, любит меня.
Она устраивается у меня в банке, сминается.
Над головой какофонят клушицы, несутся клочьями -
ошмётки горелой бумаги колесят в выдутом небе.
У них есть только голос – протестуют, протестуют.
Уже не верится, что море вообще есть в мире.
Высокие зелёные луга, будто зажжены изнутри, раскаляются.
Я подхожу к кусту, такому спелому, что мухи в гуще
развесили свои сине-зелёные брюшки и стеклянные крылышки – на китайской ширме.
Медовый пир ягод ошеломил их – уверовали в райские кущи.
Снова петля, и ягоды, и кусты кончаются.
Здесь появляется – только море.
В воронку меж двух холмов прорывается ветер,
полоща меня невидимым бельём по лицу.
Эти холмы слишком зелены и сладки для соли.
Я поднимаюсь меж ними по овечьей тропе.
Последняя петля выносит меня к склону лицом к лицу,
и это лицо – рыжая скала, глядящая в ничто,
ничто СКАЧАТЬ