В храп из угла вплелись какие-то особенно страдальческие ноты.
– А это кто у нас?.. – я вгляделся, – а, Танк, что ли?!
– Ну, а кому еще быть. Давай, давай, иди, приходи в себя!..
– Уже иду. То есть бегу!..
Мне плохело с катастрофической скоростью. Головокружение превращалось в боль, стискивающую виски, а пищеварительная система энергично протестовала против присутствия в организме остаточных объемов спиртного…
Через минут десять я лежал в ванной, задернув целлулоидную занавеску, в восхитительно теплой, почти горячей воде, приладив душ так, чтобы его сильный упругий ливень лупил прямо мне в макушку. Ох, ребята, это кайф! Я прямо-таки физически ощущал, как вода вымывает из меня остатки этилового спирта, сивушных масел, чего там еще… Не знаю, сколько времени я так балдел, но вот в дверь забарабанили не по-детски, и умоляющий голос Танка возопил:
– Брат! Открой, а?! Не могу, извини!..
Кряхтя, я приподнялся, отомкнул щеколду:
– Цени акт милосердия!
Вряд ли мой друг мог сейчас оценить что-либо. Он ракетой пролетел к унитазу, склонился над ним, и…
– …извини, брат, – с трудом проговорил он минут через пять, – так припекло, мать его! Не донес бы.
– Ладно, что там, – лениво откликнулся я, лежа в ванной с закрытыми глазами. – Это ты извини, я побалдею еще малость, а уж потом ты заходи, ополоснись…
– Да не вопрос, брат!
И он поспешил удалиться.
Я еще повалялся, окончательно приходя в себя, потом тщательно, докрасна растерся махровым полотенцем, после чего уступил ванную Танку. Он справился с омовением гораздо быстрее меня, да и вообще похмелье перенес намного легче. Мы сидели в кухне, пили горячий крепкий чай, и я, хотя восстановился, чувствовал еще легкое головокружение и муть внутри, а Танку все было нипочем, он уже азартно лопал бутерброды, жизнерадостно ржал, а затем, как бы вспомнив что-то, обратился ко мне:
– Да! В Москву-то когда поедем?
Я чуть не поперхнулся чаем:
– В Москву? Мы с тобой? – я приподнял бровь, пытаясь припомнить разговор.
– Ну да! Да ты чо, забыл? Вчера же говорил!
– Хм, – я поставил чашку. – Не помню, хоть убей. Освежи воспоминания.
Танк загоготал:
– Не, ну ты даешь, брат!.. Ну еще мы сидели: я, ты, Юрка, еще кто-то, песню орали: «Белая ночь!..», вспомнил.
– Белая ночь?.. Шатунов что ли? – уточнил я, не назову себя фанатом «Ласкового мая».
– Не, как Шатунов! Белая ночь, опустилась как облако! Ветер гадает на юной листве!.. – заголосил Танк, быстро проникшись куплетом.
Мысленно ужаснувшись этой картине, я машинально пробормотал, ну а что песня действительно здоровская:
– Слышу знакомую речь, вижу облик твой… Нет! Не помню.
Танк заржал пуще прежнего. Даже Степаныч СКАЧАТЬ