– Извиню, конечно. Что на тебя нашло тогда?
Борька улыбнулся, шмыгнул носом и посмотрел, наконец, мне прямо в глаза.
– Да… бес попутал.
Он окинул меня внимательным взглядом.
– А ты чегой камень не носишь?
Я поморщилась:
– Не до того было.
Не говорить же ему, что от его камня воняет ужасно.
– Надобно носить, – серьёзно проговорил Борька. – Посулись, что будешь.
– Буду-буду.
Вспомнить бы ещё, куда я его дела.
Борька помолчал немного, покарябал чёрными ногтями шею и спросил неожиданно:
– Серьёзливо у тебя… С этим?
Я вздохнула:
– С каким «этим», Борь?
Хотя прекрасно знала, что он Ревдита в виду имеет.
С тех пор, как мы с Борькой общаться перестали, мы с Ревдитом много времени вместе проводить стали.
Он даже не знал, что у нас в ДК музыкальный кабинет есть. А я у Варвары Лианозовны ключ попросила, и теперь мы по вечерам там часто сидели.
Рассказывал тоже много: про всяких разных композиторов и музыкантов. Про консерваторию. И просто про жизнь.Он мне много играл: Шостаковича играл, Кабалевского. Даже Рахманинова как-то раз по тем нотам, что я ему передала.
Борька смотрел угрюмо. Я помолчала немного. Галя вполголоса ворковала за кустом.
– Вот экзамены кончатся, и я снова буду к тебе ходить каждый день, – я постаралась, чтобы это обещание не звучало фальшиво, но, кажется, получилось плохо. Борька снова уставился на свои ботинки.
– Агась. – он ногой маленький камешек, – Пошёл я. Уголь кидать надобно.
Он отвернулся и шаркающей походкой поплёлся в сторону кочегарки. Я проводила его взглядом. На душе было неуютно, как будто я Борьку предала.
«И ничего не предала, – одёрнула я себя, – Он, когда захочет, может приходить».
Но, почему-то в глубине души я знала, что Борька приходить больше не захочет.
Мы с Ревдитом сидели в сумрачном музыкальном кабинете. Под потолком тускло светила лампочка, чуть заметно колыхались занавески на окне. В музыкальной комнате утром и днём проводили занятия для жилкомбинатских детей, поэтому даже сейчас, почти ночью, в кабинете незримо чувствовалось их присутствие. Рваная жёваная бумага валялось на полу. На одной из парт размазаны были густо-синие чернила.
Пальцы Ревдита пробежали по клавишам пианино. Он привычно поморщился – из его рассказов я уже знала, что дома у него стоял дореволюционный ещё «Стейнвей». И жилкомбинатский «Красный Октябрь» по звуку до него не дотягивал.
Я, как обычно, сидела на подоконнике и переписывала технологички. К экзаменам их нужно было зазубрить наизусть. На самом деле, вид только делала, что переписывала. В последнее время мне очень нравилось наблюдать, как длинные тонкие пальцы Ревдита бегают по клавишам фортепиано. Как тень от ресниц падает на его щёку с рыжей щетиной и как он, взяв не ту ноту, смешно морщит нос.
Ревдит СКАЧАТЬ