Однако в последнее время Яков Степанович почему-то переключился с Марины на Василия, преследуя своими рассказами и наблюдениями непосредственно его. Шумский никак не мог взять в толк, чем он обязан внезапно возникшей симпатии, ибо временами пенсионер порядком его допекал.
Сейчас пожилой любитель истории сидел напротив и молчал. Чувствовалась в этом молчании особая значимость и как будто тревожность. Василий намеренно не заговаривал первым: авось прилипчивый дед посидит да и отвяжется…
Он совершенно не представлял, сколько Якову Степановичу лет: его можно было наградить и семью десятками, и восьмью. Проницательный ум все еще отражался в глазах, темно-серых, по-монгольски узких. Вспыхивавшие в них хитринки очень оживляли взгляд и напоминали блики на речной поверхности в солнечный день. Еще старичок обладал роскошной бородой – короткой, но густой, курчавой и ослепительно белой: пожалуй, такой знатной растительности мог бы позавидовать сам Дед Мороз. Она обкладывала широкие скулы Якова Степановича, как вата стеклянные новогодние игрушки в коробках времен Советского Союза. Волосы тоже хвалились белизной, сбегая барашками из-под тонкой вязаной шапочки, которую старичок носил и зимой, и летом. В целом, в его внешности, пусть и отдаленно, звучала азиатская нотка, делая дедушку Матвеева очень узнаваемым.
– Василий Андреич, – прервал паузу посетитель. – Мне нужно с вами обстоятельно поговорить.
– Ну, вы ведь уже говорите, – не слишком любезно откликнулся Шумский.
– С глазу на глаз.
Журналист так удивился, что отложил письмо, с которым ему никак не удавалось ознакомиться, и посмотрел на визитера более пристально. Полумонгольское лицо последнего выражало небывалую важность, даже хитринки на сей раз были изгнаны из серой глубины взгляда.
– Тема настолько серьезна?
– Более чем. Пожалуй, самая серьезная с момента сотворения мира: о борьбе добра и зла, света и тени…
Василий прыснул:
– Обещаю перечитать «Мастера и Маргариту» на досуге!
Дедушка Матвеев веселья не разделил и выглядел слишком уж непривычно, даже как будто немного пафосно. Журналист смешался.
– Яков Степаныч, мне сейчас, право же, некогда, – вежливо убеждал он, в то время как Василий в его сознании подносил к виску указательный палец на манер пистолета и закатывал глаза, мол, приехали – старикан таки наглотался архивной пыли и рехнулся окончательно! – Давайте потом…
– Потом будет поздно, мальчик мой, – печально ответил старичок и встал, поняв, что собеседник не принимает его всерьез. – Впрочем, вы сами скоро увидите. Вы уже, несомненно, знаете о пропадающих. А их вы видели?
– Кого? – Вымученно вопросил журналист, и весь его вид СКАЧАТЬ