«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода. Вера Мильчина

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ в записке) засвидетельствовал отсутствие интереса Балланша к дальнейшей судьбе этого текста.

      В письме Чаадаеву, отправленном из Лондона 31 июля 1835 года, Тургенев удостоверил получение сильно запоздавшей эпистолы от 1 мая, а далее среди многого прочего кратко уведомил адресата: «Я послал вам из Парижа записку Балланша» (№ 2681. Л. 3 об.; ориг. по-фр.). И в этой корреспонденции, и в последующих – заметим, что одна из них, от 30 сентября из Парижа, открывалась обращением: «Cher Ballanche-Tchadaeff!» (Там же. Л. 9), – отсутствовали даже намеки на ожидаемое адресатом развитие событий.

      Чаадаев, однако, проигнорировал тургеневские недомолвки. В середине или конце ноября 1835 года, откликаясь на лондонское письмо, он призвал приятеля к неуклонному исполнению возложенной на него миссии, значение которой в его глазах теперь чрезвычайно возросло:

      Меж тем вы ничего не пишете мне о Балланше. А я, признаться, уже построил на его одобрении целую философию! Не стану, однако, скрывать, что суждение его о моем сочинении чрезвычайно меня удивило: я не имел никаких оснований рассчитывать на его сочувствие, ибо в его руки попал очень скверный экземпляр. Как бы там ни было, в интересах философии вы не должны позволить оборваться узам, которые сами же и помогли завязать [Чаадаев 2010: 408; ориг. по-фр.].

      В письме Чаадаеву от 2 мая 1836 года Тургенев закрывает тему:

      Вы упрекаете меня за то, что я ничего не пишу вам о Балланше, но что же сказать о нем? Он не делает ничего или почти ничего, ибо статьи в «Le Polonais»100 не в счет; он стал лентяй и зевака; я видаюсь с ним два-три раза в неделю; он исполнен некоей милой беспечности, которая не внушает никаких надежд насчет его будущности. Он не создаст более ничего значительного. Ему нравится проводить жизнь в обществе Рекамье, Шатобр[иана] и всех прочих, кому приятно его видеть, приятно вместе с ним мыслить вслух обо всех тех явлениях, которые походя задевают душу и ум парижан, не оставляя, однако же, там никаких следов. <…> После Балланша останется лишь несовершенная теория, основанная на столь же несовершенной науке101. <…> Напишите ему, он с радостью Вам ответит. Я берусь быть посредником между вами, но когда? (№ 2681. Л. 20; ориг. по-фр.).

      Вопрос о том, не является ли одобрительный отзыв Балланша первым шагом к продвижению ФП-1 в печать, как бы снимается с обсуждения: Тургенев утверждает, что от никчемного «лентяя и зеваки» вообще нельзя добиться толку и тем самым никаких «уз», связующих Балланша и Чаадаева, не существует. Нарочитая дискредитация личности и сочинений французского философа102 позволяет Тургеневу освободить себя от какой-либо ответственности за данное ему поручение, и даже предложение о передаче послания Чаадаева Балланшу – если таковое будет написано – несет печать демонстративной неопределенности: «…но когда?»

      Параллельно разворачивалась и другая история. Поздней весной – летом 1835 года, отправляя Тургеневу переработанный вариант ФП-1, Чаадаев заводит речь о конкретном органе парижской печати:

СКАЧАТЬ