– Что вы врете? Все те же сто шестьдесят семь сантиметров.
Он ласково посмеялся с этого – то было как раньше. Она отошла подальше, чтобы оценить его новый облик.
– Бог мой, неужто тренч в Минге больше не носят?
– Носят. Правда, мне он надоел, захотелось экспериментировать. Тебе нравится?
Она хмыкнула: все же тренч ей нравился больше, так как отсылал к персонажам американского нуара. Сейчас же вместо него был свободный короткий черный бушлат, зато на месте остались клетчатый шарф, синий свитер и светлые брюки.
– И как это ваше… называется?
– Это бушлат. Кете, ты серьезно?
– То-то я думаю, что это вы на героя «Потемкина» похожи, – ответила она. – Но вам идет, конечно. Я, пожалуй, тоже себе что-нибудь революционное заведу.
Альберт переставил свои саквояж и небольшой старенький чемоданчик. Шляпу и бушлат он снял, как человек привычный, по-хозяйски. Не смущаясь вопросительных взглядов Кати, он снял и шарф и повесил его рядом с верхней одеждой.
– Вы смотрели на часы? – спросила она. – Я только что заставила тетю заснуть. Чего вы пришли?
– Я хотел попрощаться. Мне показалось грубым уехать, ничего не сказав. Я возвращаюсь в столицу. Не знаю, приеду ли снова. Мне передать что-нибудь Марии?..
Говорил он поспешно и тоном таким, словно желал оправдываться.
– Что? Марии?.. Ничего. Она звонила мне… нет, ничего не нужно.
Они помолчали. От его дружеского участия ей было больно. Невероятным образом он умудрялся мучить ее, не прилагая для этого никаких усилий.
– Вы были больны? – спросила она, потому что молчать было невыносимо.
– Нет…
– Вы очень бледный, прямо белый, как стена.
Он пропустил это мимо ушей.
– Значит, вы сказали… хм… Когда вы уезжаете, вы сказали?
– Завтра утром.
Она ждала какого-то разумного продолжения.
– Извините, что я с вещами, – неловко сказал Альберт. – Я съехал с жилья и… мне негде переночевать. Я думал, я уезжаю вечером, а выяснилось, что утром. Сейчас поезда не ходят по расписанию. Я ухожу. Извините.
– А, так вы пришли переночевать! – воскликнула Катя. – Так что сразу не сказали? Оставайтесь.
– Нет, я переночую у знакомого.
– Но вы уже пришли!
– И все же, – начиная злиться, сказал он, – это очень неудобно.
От злости ли его, от собственной растерянности – но она громко рассмеялась. Смех был металлическим, в нем отражалось унижение, раздражение, отчаяние и боль.
– Ну… прекрасно… – выдавила она с трудом. – Уходите. Проваливайте! Давайте! Давайте же!
– Тебя услышит твоя тетя, – тихо сказал Альберт.
– Ой, да плевать мне на тетю! И что с того? Что с того, я вас спрашиваю?
Унизительно было: он слишком хорошо меня понимает. Нервность ее, показанная со смехом, говорила лучше любых ее слов.
Альберт СКАЧАТЬ