Вступительные экзамены оказались плевым делом для той, кто со школьной скамьи знала родной язык на отлично и по ночам зачитывалась классической литературой, а ее сочинения всегда занимали победные места на различных конкурсах и олимпиадах.
С поступлением в ВУЗ в жизни Лизы начался новый этап, преисполненный ярких впечатлений. Поток учебной информации поглотил девушку с головой. Нередко она возвращалась домой затемно, проводя вечера после занятий в областной библиотеке имени Ф.И.Тютчева. Пожилая бабушка жалела внучку, говорила, что совсем себя не бережет, но вместе с тем, страшно гордилась ею.
– Лисавета, я, конечно, не нарадуюсь на твою тягу к знаниям, но, объясни ты старухе, зачем так усердствовать? Зачетка вся пестрит пятерками, в читальном зале пропадаешь, все сидишь над книгами, зрение портишь.
– Бабуль, ты же знаешь, я верна мечте стать хорошим журналистом, пусть пока и на региональном уровне, но это только начало великого пути. А для достижения цели мне нужно подтянуть теорию.
– Да куда ж тянуть-то? С этой учебой от тебя одни косточки, обтянутые кожей, остались. Ты хоть бы в студенческое общежитие переехала. Все же оттуда сподручнее добираться до учебы, библиотеки, да и до редакции твоей.
– Тебе отлично известны причины, по которым я забиваю голову учебой!
– Лис, ну так ведь не снасильничали тебя тогда, хвала всем силам, чего ж ты по сей день грызешь себя изнутри?
Лицо Елизаветы резко потемнело, глаза, цвет и разрез которых она унаследовала от матери, из желто-кофейных превратились в почти черные.
– Больше никогда, слышишь, никогда так не говори! Попытка ничем не лучше самого́ насилия, и, если бы эти пьяные подонки добились своего, не было бы у тебя внучки, потому что и дня бы после этого не прожила. Или, по-твоему, смерть малолетней обузы облегчила бы твою одинокую старость? Может, мама не сама сбежала, а ты ее вынудила бросить родную дочь?!?
Вместо ответа студентка получила звонкую пощечину. Это первый и единственный раз, когда бабушка подняла на нее руку, а после этого женщина замолчала на три дня. Девушка дала ей время остыть от обиды и только на четвертые сутки осмелилась подойти и заговорить первой.
– Ба, прости, дуру… Я тебе столько гадостей наговорила, но на самом деле так не думаю.
Женщина молча слушала, так плотно сжав губы. Что те побелели.
– Я обещаю, что больше ты никогда не услышишь подобного. Прости, моя любимая бабушка Пелагеюшка.
Такое обращение всегда действовало магически. Как бы старушка не сердилась на шалости девочки, стоило ей произнести «бабушка Пелагеюшка», как сердце ее таяло от нежности.
СКАЧАТЬ