Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось. Нехама Бирнбаум

Чтение книги онлайн.

      – Спасибо, солнышко.

      Зэйде поцеловал нас всех на прощание, открыл дверь. Мы из окна смотрели, как он идет по улице. Потом мама взялась за свою книгу. Ехезкель уселся читать, как велел ему ребе[6]. Мы с Лией принялись мыть посуду.

      – Сегодня моя очередь вытирать, – сказала я.

      – У тебя вечно твоя очередь, – нахмурилась Лия, но послушно сложила тарелки в длинное деревянное корыто и принялась их оттирать.

      – Неправда, – возмутилась я. – Вчера я мыла посуду, разве ты не помнишь?

      – Нет, это было два дня назад, но это неважно.

      Я пожала плечами, взяла чистое полотенце и принялась насухо вытирать тарелки и ставить их на полку – точно так, как это всегда делала мама.

      И в этом тоже был ритм, ритм дня, переходящего в ночь. День, который начался с ритма барабанов, завершался мягким плеском воды в корыте и легким позвякиванием тарелок, складываемых в стопку. Позади меня шуршали страницы, легонько бурчало в сытых животах, звякали столовые приборы, которые следовало вытереть и сложить в ящик. Все звуки, которые звонко и ярко возникали утром, а потом звучали целый день, теперь стихали, предвещая сладкий сон. Вот чего мне не хватает больше всего: когда музыка меняется, и ничто не остается прежним.

      Глава 3

      Я поступал, как бы это был друг мой, брат мой;

      Я сидела на полу повозки и чувствовала, как деревянные доски вибрируют подо мной. Мой мозг словно оледенел. Видела, что происходит вокруг, но так, словно все это происходило с кем-то другим. Мама сидит на полу, а Ехезкель положил голову ей на плечо. Не хочу помнить, как видела маму раздетой. Лица тех, кто с радостью смотрел, как нас грузят в повозки, стоят перед глазами, но я попытаюсь избавиться от этих воспоминаний. У нас были хорошие отношения с соседями. Некоторые из них плакали, но не могла поверить, что другие хохотали. Неужели все это время они только притворялись добрыми? Чем больше я пыталась понять, что происходит, тем сильнее напрягался мой разум. В этих повозках везут всю нашу еврейскую общину, истерзанную и опозоренную. Мы не сделали ничего плохого. Мы платили налоги, ходили в школу, шили платья тем, кто к нам обращался. Наши платья всем нравились.

      Вибрация досок подо мной стихла, и лошади остановились. Борт повозки открылся, и перед нами снова появились жандармы.

      – Вонючие евреи! – крикнул один из них.

      Детям и старикам в дороге нужно было в туалет, но, конечно, никто об этом не позаботился. И им пришлось справлять нужду прямо в повозке – другого выхода не было. Я привыкла к запаху, он стал частью меня. Мне казалось, что мы ехали несколько дней, СКАЧАТЬ