Комментарии к роману «Евгений Онегин». Биография А. С. Пушкина. Юрий Лотман

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ о своем переводе в Одессу (известии, как казалось тогда, весьма радостном) и о том, что для решения практических дел по переводу на новое место он должен был съездить еще раз в Кишинев: «…приезжает Воронцов, принимает меня очень ласково, объявляет мне, что я перехожу под его начальство, что остаюсь в Одессе – кажется и хорошо, – да новая печаль мне сжала грудь – мне стало жаль моих покинутых цепей. Приехал в Кишинев на несколько дней, провел их неизъяснимо элегически – и, выехав оттуда навсегда, – о Кишиневе я вздохнул» (XIII, 67). Описание переживаний глубоко искреннее и психологически очень естественное. Но для понимания его нужно учитывать, что выражение «О Кишиневе я вздохнул» – слегка переделанный последний стих из переведенной Жуковским поэмы Байрона «Шильонский узник»:

      Когда за двери своей тюрьмы

      На волю я перешагнул —

      Я о тюрьме своей вздохнул.

      Пушкин устал от Кишинева, который после разгрома кружка Орлова – В. Ф. Раевского сделался для него особенно тяжел. Но все же Кишинев был не тюрьма, а Одесса – не освобождение. Однако необходимость увидеть себя сквозь образ романтического героя (в данном случае – знаменитого женевского узника Бонивара) была столь настоятельной, что он почти все свои переживания описал в одном из писем средствами цитат, вполне понятных адресату:

      И слезы новые из глаз

      Пошли, и новая печаль

      Мне сжала грудь… мне стало жаль

      Моих покинутых цепей…

      В создаваемый Пушкиным тип поэтической личности существенной частью входил мотив вечной, утаенной, не получившей ответа любви. Позже Пушкин иронически упомянул его в числе обязательных атрибутов романтического мира, назвав «высокопарными мечтаниями»:

      В ту пору мне казались нужны

      Пустыни, волн края жемчужны,

      И моря шум, и груды скал,

      И гордой девы идеал,

      И безыменные страданья… (VI, 200)

      Этот обязательный, и в 1840-е гг. уже опошленный, романтический мотив упомянул и Лермонтов:

      Толпу ругали все поэты,

      Хвалили все семейный круг,

      Все в небеса неслись душою,

      Взывали с тайною мольбою

      К N. N., неведомой красе, —

      И страшно надоели все[55].

      («Журналист, читатель и писатель». 1840)

      В 1821–1823 гг. Пушкин был далек от иронического отношения к этой теме. Более того, он исключительно активно способствовал созданию вокруг своей лирики и личности ореола таинственности и намеков на утаенную страсть. В этом случае он не чужд был иронической игры с читателем, а порой и элементов прямой мистификации.

      Тема утаенной любви объединяет цикл лирических стихотворений «крымского» происхождения или колорита и звучит в поэме «Бахчисарайский фонтан». Однако значительно сильнее она проявляется не в самих стихотворениях, а в автокомментариях по их поводу, ориентируя литературные круги тех лет на определенный тип восприятия.

      В СКАЧАТЬ