и строго спросил: «Имя, фамилия, отчество, год и место рождения и где жил до попадания в плен. А также, какое отношение имеешь к партизанскому отряду?». Стоявший невдалеке фельдфебель одёрнул Василия: «Это не твоя забота, какое отношение к краснопузым имел этот самоход. Об этом его спросит тот, кому по статусу положено. Твоё дело личные данные записывать». «Понял. От этого только мне легче», – согласился Василий и нагнулся над амбарной книгой, делая вид, что записывает ответ Пироженко, который полностью был вымышленным. «Меня проверяет или боится за мать с сестрой?» – подумал Василий, но переспрашивать не стал. Через некоторое время, оторвав голову от тетради, выкрикнул: «Следующего ведите». Закончив в течении получаса перепись пленных, он сунул амбарную книжку под мышку и направился в избу сельского старосты, где располагался временный штаб. Передав документ дневальному, Василий вернулся в расположение своего отделения и стал устраиваться на ночлег. А ночью, когда фельдфебель заснул в дежурке, Пётр сделал, как и задумывал. Он вывел предупреждённого заранее Федьку на двор и тихо сказал: «Всё, однополчанин, беги. Если попадёшься белым, не вздумай меня с Васькой выдать. Хана тогда будет не только нам, но и родителям нашим». «А вы как же? Неужели белым палачам прислуживать будете?» – шёпотом спросил Пироженко. «Видно будет, что дальше делать. Даст Бог, свидимся ещё. Сейчас улепётывай поскорее, а то неровен час, кто-нибудь хватится нас», – ответил Пётр и легонько толкнул земляка в спину. Тот быстрым шагом, перешедшим в бег, стал удаляться в ночную мглу. А на следующий день полупьяные казаки поставили всех пленных партизан лицом к плетёному забору конюшни и без суда и следствия расстреляли. Узнав об этом полковник Лобанов было взъярился на них за самоуправство, но наказывать никого не стал. «Пусть местные жители разнесут по округе весть об этом расстреле. У многих мужиков отпадёт охота за оружие браться и против нас идти», – решил он и выдал команду готовиться к обратной дороге.
Во время отдыха, который длился почти сутки, Василий не раз возвращался к своему поведению во время боя. Он никак не мог вспомнить и понять состояние, в котором в эти мгновения находился. «Да, в настоящем бою не каждый боец сможет воспользоваться тем, чему учился на занятиях. И особенно в первом для него. В этот раз мне повезло, что не подстрелили, как косача на берёзе. Но будь поплотнее огонь и поожесточённее сопротивление партизан, уже сегодня бы мог стать бездыханным трупом. Делай вывод, солдат, и впредь таких ошибок не допускай», – размышлял Василий. А вспомнив неожиданную встречу с Пироженко, тихо произнёс: «Лучше будет, если ты вообще не станешь участвовать ни в каких сражениях. Бежать надо из колчаковской армии. Не по пути мне с ней. Разве это война, когда русские люди подобных себе убивают? Да и остальные мои однополчане не горят желанием сражаться не пойми за кого и не знамо с кем. Надо со Степаном и Петром как-то о побеге переговорить. Всё будет легче вместе-то скрываться».
