Мгновения. Рассказы (сборник). Юрий Бондарев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ не могу, – сказала она, задыхаясь. – Что вы со мной делаете?

      – Да что случилось? Куда вы заспешили?

      – Ничего не случилось. Просто пора уже сказать «до свидания».

      – Сядем. Вот скамья. Сядем, пожалуйста.

      – Мне хочется упасть на землю, а не сесть – сказала она с тоном насмешливо к нему. – Вы измучили меня.

      Он так решительно сдавил ее, так притиснул к себе, что у нее синевато блеснули сжатые зубы, она выдохнула:

      – Мне больно.

      – Хорошая моя, вы рассердились?

      – Я хочу, чтобы это было, – прошептала она ослабленно. – Или вы меня боитесь? Или себя?

      – Перестаньте говорить глупости, – грубовато прервал он, все теснее обнимая ее, покорную, и вместе с ней качнулся к деревянной скамье под тополем.

      Потом они сидели на этой скамье, и она непослушным голосом говорила:

      – Ты хороший! Но почему так все получается? Я хочу, чтобы ты был сегодня, сейчас мой, а я твоей. Мой, понимаешь? Ведь это разные слова – «полюбить» и «влюбиться». Полюбить – это навсегда, на целую жизнь. А влюбиться – это как наваждение, как сон… на несколько дней, на одну ночь, на один час, и пусть будет как у нас, пусть так!..

      И дышала на его руку, целовала в ладонь.

      «Как это все театрально, – думал он с отвратительным самоунижением к своей невоздержанности. – Какие пошлости говорим, какие несуразности делаем. Кому это нужно – ей, мне? Любовная игра от крымской лени, и я изображаю сорокалетнего пресыщенного повесу, а она – женщину без условностей, обманывающую себя фразами о влюбленности. Прости меня, грешного, неужели так, в игровом обмане, мы пытаемся бежать от самих себя?»

      Предел и надежда

      Я пытался найти слово, а оно было связано с чем-то прощальным, с каким-то грустным значением, завершающим смысл, целую жизнь.

      Неужели это слово – «последнее»? Последний час? Последний вечер? Последняя любовь? Последняя страница?

      В этом слове должна быть в перелеске, на бугре полуразрушенная церквушка, пронзающая одинокостью среди полей, предзимний крик галок над заросшими бурьяном куполами и стальная темь пруда, старая плотина…

      В этом слове – утрата надежды, затихающие шаги, обрыв следа впереди и такое безысходное состояние человека, вдруг узнавшего свой неизбежный день, и это несравнимо со всеми страстями человеческой жизни.

      Но вместе с тем «последнее» – это предел, за которым неизбежность неведомого начала – новой земли, новой надежды, новой страницы?

      Париж, воскресенье

      Воскресный Париж безлюден. Все еще спят за плотно закрытыми жалюзи, за розовеющими занавесями мансард, спят и машины у обочин тротуаров, под платанами. Успокоено поблескивают, не отражая будничную толпу, витрины закрытых магазинов, и за опущенными решетками ювелиров дремлют драгоценные портсигары, золотые кольца, роскошные ожерелья, как-то потерявшие нужность в часы утреннего покоя вместе с этими словно брошенными машинами у подъездов домов.

      В СКАЧАТЬ