Былое и думы. Александр Герцен

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ плавать или утони он тогда в Москве-реке, вытащи его не уральский казак, а какой-нибудь апшеронский пехотинец, я бы и не встретился с Ником, или позже, иначе, не в той комнатке нашего старого дома, где мы, тайком куря сигарки, заступали так далеко друг другу в жизнь и черпали друг в друге силу.

      Он не забыл его – наш «старый дом».

      Старый дом, старый друг! посетил я,

      Наконец, в запустенье тебя,

      И былое опять воскресил я,

      И печально смотрел на тебя.

      Двор лежал предо мной неметеный,

      Да колодезь валился гнилой,

      И в саду не шумел лист зеленый,

      Желтый, тлел он на почве сырой.

      Дом стоял обветшалый уныло,

      Штукатурка обилась кругом,

      Туча серая сверху ходила

      И все плакала, глядя на дом.

      Я вошел. Те же комнаты были,

      Здесь ворчал недовольный старик,

      Мы беседы его не любили.

      Нас страшил его черствый язык.

      Вот и комнатка: с другом, бывало,

      Здесь мы жили умом и душой,

      Много дум золотых возникало

      В этой комнатке прежней порой.

      В нее звездочка тихо светила,

      В ней остались слова на стенах:

      Их в то время рука начертила,

      Когда юность кипела в душах.

      В этой комнате счастье былое,

      Дружба светлая выросла там;

      А теперь запустенье глухое,

      Паутины висят по углам.

      И мне страшно вдруг стало. Дрожал я,

      На кладбище я будто стоял,

      И родных мертвецов вызывал я,

      Но из мертвых никто не восстал.

      Глава V

      Подробности домашнего житья. – Люди XVIII века в России. – День у нас в доме. – Гости и habitués[56]. – Зонненберг. – Камердинер и пр.

      Невыносимая скука нашего дома росла с каждым годом. Если б не близок был университетский курс, не новая дружба, не политическое увлечение и не живость характера, я бежал бы или погиб.

      Отец мой редко бывал в хорошем расположении духа, он постоянно был всем недоволен. Человек большого ума, большой наблюдательности, он бездну видел, слышал, помнил; светский человек accompli[57], он мог быть чрезвычайно любезен и занимателен, но он не хотел этого и все более и более впадал в капризное отчуждение ото всех.

      Трудно сказать, что, собственно, внесло столько горечи и желчи в его кровь. Эпохи страстей, больших несчастий, ошибок, потерь вовсе не было в его жизни. Я никогда не мог вполне понять, откуда происходила злая насмешка и раздражение, наполнявшие его душу, его недоверчивое удаление от людей и досада, снедавшая его. Разве он унес с собой в могилу какое-нибудь воспоминание, которого никому не доверил, или это было просто следствие встречи двух вещей до того противуположных, как восемнадцатый век и русская жизнь, при посредстве третьей, ужасно способствующей капризному СКАЧАТЬ