– Рабство, говорите, – с металлом в голосе сказал Долманов, – так ведь можете считать, что перед Вами тоже пусть и бывший, но рабовладелец сидит!
Я признаться даже поперхнулся и попросил расшифровать, как это признание понимать. В ответ же услышал рассказ, из которого следовало, что во времена детства персека в Элурмийской АССР было несколько лагерей. В основном они располагались чуть южнее Северосибирска рядом с тайгой. Нередко бывало, что кто-то из заключённых опасался, что после освобождения вскоре за воротами лагеря его будут ждать ранее освободившиеся сидельцы или их же друзья. И ждать отнюдь не с хлебом-солью, но с ножами или заточками ввиду сложности отношений, которые были между ними в зоне. Оно конечно – сразу у ворот всё-таки встречать будут вряд ли, а вот где-то поблизости на пути к тому месту, где можно выбраться на «большую землю» или хотя бы в Северосибирск – запросто. И был у человека в этом случае лишь один выход, а именно уходить в тайгу, а дальше как повезёт. Можно было тайгой попытаться к «большой земле» выйти, а можно было даже в тундру уйти. Многие погибали – кто замерзал, кто от голода, а кого волки или медведи загрызали. Но можно было у нас в стойбище спасение найти. И следовало из рассказа персека, что гостеприимство у элурмийцев развито ничуть не меньше, чем на Кавказе, и как олениной принято гостя угощать, и как палец в оленью кровь принято окунать с вместе с гостем. Разумеется, не забыл Долманов рассказать и про то, как у них в семье такие беглые жили, и как троим из них его отец с шаманом документы сделали и помогли в итоге на «большую землю» переправиться. «Один нам потом ещё лет 10 писал. Всё звал нас к себе в Горький в Канавино. Жалею, что так с ним в итоге и не встретился – он в 71-м от рака умер: мне его сын об этом написал». Вот такое вроде как и было в республике «рабство»..
При этом же коммунистический босс с явным удовольствием употреблял слова «бытовики», «суки», «урки» и даже ещё парочку каких-то явно из фени, суть и значение которых я, признаться, совсем не понял. Мало того, в ходе этого рассказа, как мне показалось, на место льющего елей провинциального партаппартачика-нацмена в одночасье явился человек со вполне себе криминальными (или хотя бы полукриминальными) наклонностями. И человек, как мне показалось, довольно жестокий.
– А сейчас ведь в основном по-другому всё, – Долманов продолжал, как мне показалось, уже более спокойно и без чего-то волчьего во взгляде. – Лагерей в республике уже нет. Последний больше 10 лет как ликвидировали. Так что теперь к нам в это самое, как Вы говорите «рабство», иначе попадают. Вы ведь о Санько, наверное, спросить хотели?
Осведомлённость персека меня уже не особо удивила. Фамилия женщины, написавшей письмо про своего сына, попавшего в рабство, была именно Санько. Сына её, как я СКАЧАТЬ