– Приказал валить столько дров, – тьфу, несообразный человек! Загрузит пароход по самую палубу, а потом орет – машину, говорит, портишь часто… масло, говорит, зря льешь…
Голос седого и сурового лоцмана отвечал:
– А все жадность его непомерная – дешевле здесь топливо, вот он и старается… Жаден, дьявол!
– Жаден…
Повторенное несколько раз кряду слово запало в память Фомы, и вечером, ужиная с отцом, он вдруг спросил его:
– Тятя!
– Ась?
– Ты жадный?
На вопросы отца он передал ему разговор лоцмана с машинистом. Лицо Игната омрачилось, и глаза гневно сверкнули.
– Вот оно что!.. – проговорил он, тряхнув головой. – Ну, ты не того, – не слушай их. Они тебе не компания, – ты около них поменьше вертись. Ты им хозяин, они – твои слуги, так и знай. Захочем мы с тобой, и всех их до одного на берег швырнем, – они дешево стоят, и их везде как собак нерезаных. Понял? Они про меня много могут худого сказать, – это потому они скажут, что я им – полный господин. Тут все дело в том завязло, что я удачливый и богатый, а богатому все завидуют. Счастливый человек – всем людям враг…
Дня через два на пароход явились новые и лоцман и машинист.
– А где Яков? – спросил мальчик.
– Рассчитал я его… прогнал!
– За то?
– За то самое…
– И Петровича?
– И его.
Фоме понравилось то, что отец его может так скоро переменять людей на пароходе. Он улыбнулся отцу и, сойдя вниз на палубу, подошел к одному матросу, который, сидя на полу, раскручивал кусок каната, делая швабру.
– А лоцман-то новый уж, – объявил Фома.
– Знаем… Доброго здоровьица, Фома Игнатьич! Как спал-почивал?
– И машинист новый…
– И машинист… Жалко Петровича-то?
– Нет.
– Ну? А он до тебя такой ласковый был….
– А зачем он тятю ругал?
– О? Али он ругал?
– Ругал, я ведь слышал…
– Мм… а отец-то тоже, значит, слышал?
– Нет, это я ему сказал…
– Ты… Та-ак… – протянул матрос и замолчал, принявшись за работу.
– А тятя мне говорит: «Ты, говорит, здесь хозяин… всех, говорит, можешь прогнать, коли хочешь…»
– Такое дело!.. – сказал матрос, сумрачно поглядывая на мальчика, оживленно хваставшего пред ним своей хозяйской властью. С этого дня Фома заметил, что команда относится к нему как-то иначе, чем относилась раньше: одни стали еще более угодливы и ласковы, другие не хотели говорить с ним, а если и говорили, то сердито и совсем не забавно, как раньше бывало. Фома любил смотреть, когда моют палубу: засучив штаны по колени, матросы, со швабрами и щетками в руках, ловко бегают СКАЧАТЬ