Петля и камень в зеленой траве. Евангелие от палача. Георгий Вайнер

Чтение книги онлайн.

      – Евстигнеев – мое фамилие, значица. С большой приятностью…

      – Лева, это наш Евстигнеев, прекрасный парень, – сказал я. – Но у него, сукина кота, склероз стал сильнее бдительности. Написал на меня донос в милицию, прохвост эдакий, и по безумию своему опустил его в мой почтовый ящик.

      Евстигнеев ухватился за грудь, будто собрался, как Данко, вырвать свое пылающее сердце пенсионера конвойных войск и осветить вонючую сумерь грязного длинного коридора. Красный испуганно отшатнулся. Но Евстигнеев сердце не вырвал, а только сипло и задушевно сказал:

      – Неправда ваша, Алексей Захарыч! Не доносил я! Сигнализировал. Правду сообщал. В нашу родную рабоче-крестьянскую милицию. Для вашего же, можно сказать, блага и пользы! Чтобы провели с вами разъяснительную работу о недопустимости пьянства! Особенно среди писателей, людей, можно сказать, идеологических. Сиг-на-ли-зи-ровал!

      На харе его был стукачевский восторг, искренняя вера в почтенность его гнусного занятия. Я и злиться не стал – плюнул и повлек за собой остолбеневшего Красного.

      Вчера – спьяна – закатил я «москвича» двумя колесами на тротуар. Сейчас он был какой-то весь скособоченный, задрызганный, в ржавчине и потеках, несчастный, как заболевший радикулитом старый холостяк. На капоте кто-то написал много похабных слов, а на лобовом стекле вывел: «Хозяин – дурак!»

      Вот уж что правда, то правда!

      На сияющем «жигуле» Льва Давыдовича никто такого не напишет!

      2. Ула. Мой дед

      – Суламита! – позвал меня дед.

      – Что, дед?

      – Ты не спишь?

      – Нет, уже не сплю.

      – Ты горюешь?

      – Нет, дед. Я грущу.

      – Ты грустишь из-за него?

      – Из-за всего. Из-за него тоже.

      – Он ушел навсегда?

      – Он вернется.

      – Почему же ты грустишь?

      – Он уйдет снова. И вернется. И уйдет.

      – Почему, янике, почему, дитя мое?

      – Я старше его.

      – Намного?

      – Прилично. На два тысячелетия…

      – Ай-яй-яй! – огорчился дед. – Он – гой?

      – Да.

      Дед долго молчал, раздумывал, старчески кряхтел, потом спросил мягко:

      – Суламита, дитя мое, ты полна горечи и боли. Ты любишь его?

      – Да, дед.

      – За что?

      – Он умный, нежный, он кровоточит, как свежая рана.

      – И все?

      – Он – мой сладостный муж, он дал мне незабываемое блаженство.

      – И только?

      – Он – мой ребенок, отнятый злодеями, изуродованный и вновь найденный мной.

      – А что они сделали с ним?

      – Он пьяница, трус и лжец.

      – Он знает, кто мы?

      – Нет, дед. Не бойся: я не открыла ему великую тайну. Да он и не поверит.

      – Это СКАЧАТЬ