не помещался. Оставшийся свободный объем заполняли два тощих мешочка – почти негреющий димычев спальник и сверток с теплой одеждой. Куртку-пуховку он для экономии веса заменил синтепоновой жилеткой. Отчасти поэтому Димыч узурпировал на стоянках всю тяжелую работу: ему, как и девчонкам, было мучительно холодно, но ни за что бы в этом не сознался. В шатре он безропотно согласился на самое худшее место – вдали от печки, около заиндевевшей капроновой стенки. Он пытался уверить себя, что уставшее тело уснет, несмотря ни на что; увы, эта надежда не оправдалась. Он спал урывками и постоянно просыпался, дрожа от озноба. По-настоящему согреться ему удавалось только во время ночного дежурства у печки, когда приходила его очередь. Но тут возникала другая проблема: разморенный теплом и измученный бессонницей, он сразу засыпал, как был, скорчившись на неудобном чурбачке, и пробуждался, лишь когда печка прогорала и озябшие товарищи начинали шевелиться и постанывать во сне. Тогда он вскакивал и, посылая себя в душе отборнейшим матом, начинал лихорадочно разводить огонь. К счастью, он обычно успевал вернуть тепло в шатер до того, как кто-нибудь просыпался; передав пост у горящей печки новому дежурному, он опять залезал в свой спальник-«простынку» и продолжал до утра воевать с природой. Еще и по этой причине его лицо было все время темным и мрачным. В лесу он косился на закутанных по уши бездельниц-девчонок, слушал их уютное, согретое хихиканье и вопрошал про себя, как возможна такая несправедливость. Что они сделали для того, чтобы им было хорошо, тогда как ему – плохо? В течение похода он еще ни разу не улыбнулся, и только коротко, по-мужски (как казалось ему), хмыкал на чужие шутки. Ему было очень тяжело, но он считал, что должен выдержать эту пытку до конца. Вот все закончится, тогда и посмеемся, говорил он себе.
Другие товарищи мужского пола не были склонны к самоистязаниям, но невольно подхватили заданный Димычем образ сильного немногословного самца. Необходимой его компонентой было холодно-пренебрежительное отношение к девушкам, отчего последние очень страдали. Если поначалу в глубине души каждая из них и впрямь надеялась привести из похода кого-нибудь из парней в качестве мужа, то через пару дней мечты редуцировались до здорового минимума: они мечтали просто о дружеском тепле. Увы, бедняжки не получали даже его. Красивый сильный Генка, аспирант с исторического факультета, любил фортификационные сооружения XVIII века гораздо сильнее, чем женщин. Их округлившиеся в восхищении глаза, когда вечерами у костра он рассказывал о способах взятии крепостей (рассказывал, конечно, не им, а братьям-мужчинам), не могли смягчить его сердца; если он и был тщеславен, то славы искал не у них. Попытки задавать ему трогательно-наивные вопросы детски-тоненьким голоском (то, что обычно действует безотказно!) и вовсе вызывали в нем отвращение: он брезгливо морщился и делал вид, что не услышал. Данила (в миру – программист, в лесу – ремонтник) на привалах не интересовался ничем, кроме починки лыжных креплений. Благо, работы у него хватало. И его тоже было не купить ни наивностью («ой, а что
СКАЧАТЬ
