Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества. Владимир Соловьев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ в том числе ИБ. И я не сразу понял, что журнально-издательский заслон 60-х годов не пропускал и менее талантливых, и более талантливых, удовлетворяясь пропуском усредненных дарований вроде Сашиного. Такова, к сожалению, пропускная способность нашей отечественной литературы. «Черт догадал меня родиться в России с душой и талантом!» – воскликнул однажды в сердцах Пушкин, а мой друг Саша словно бы в унисон ему написал:

      Снег подлетает к ночному окну, вьюга дымится.

      Как мы с тобой угадали страну, где нам родиться!

      Саша и в самом деле угадал, где родиться. Другое дело, что в связи с участившимися отъездами писателей, художников, музыкантов он понял относительность отечественного своего успеха и засуетился, но об этом страницей-другой ниже.

      А сейчас о Бродском.

      Его поэтическая связь с «отечеством белых головок» не была такой уж однообразной. Завьюженный и леденящий образ России, заимствованный у него Сашей, одомашненный и превращенный из трагического в патриотический – «несмотря ни на что», был для ИБ гамлетовым символом: даже если предположить, что весь мир тюрьма и таковым делает его наше воспаленное сознание, все равно Дания – одна из худших тюрем. Саша извлекал и отсюда несомненные выгоды, полагая тюремное свое сознание прерогативой, а не аномалией. ИБ воспринимал отечественную декорацию не как зритель, а как участник действа, то есть интерьерно, душевно и физически, как собственную искалеченность:

      …Отчизне мы не судьи.

      Меч суда погрязнет в нашем собственном позоре…

      Образом мест, где он пресмыкался от боли, – раскавычиваю цитату?

      Я – один из глухих, облысевших, угрюмых послов

      второсортной державы, связавшейся с этой…

      От Диксона до Кушки и от Таллина до Уэлена: пугающее пространство, отпугивающее – не страна, а часть света!

      Даже две.

      Так какая держава второсортная, а какая – первосортная?

      А связь – связался?

      Как будто в нашей воле отвязаться…

      Одновременное чувство – изгнанника и заключенного.

      Тот груз, которым нынче обладаем,

      в другую жизнь нельзя перенести.

      В другую, может быть, и нельзя, если под другой подразумевать «загробную», а ежели в набоковском смысле – «другие берега», ибо Атлантический океан все-таки не Стикс, а нечто вроде замены смерти, ее избегание – «Во избежанье роковой черты, я пересек другую – горизонта, чье лезвие, Мари, острей ножа» – короче, в эту жизнь ту жизнь перенести можно и неизбежно. Не вытравить, боюсь, отечественной закваски ни благополучием, ни экзотикой:

      Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди,

      и голубки – в ковчег.

      Ностальгию я считаю русской литературной выдумкой, поанглийски это греческое слово имеет иное значение – не тоску по родине, а тоску по прошлому. Этимологически СКАЧАТЬ