Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества. Владимир Соловьев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и изгнанника. Доживу ли я до того момента, когда он и будущую славу Бродского приспособит к своим нуждам?

      После Сашиных стихов к стихам Бродского припадаешь как к источнику: после копии – к оригиналу.

      Бродский был первооткрывателем, Саша популяризатором. При нормальной и открытой литературной ситуации все бы встало на свои места. Но когда оригинал держат втайне от читателя, репродукция выдает себя за оригинал, а настоящий оригинал, будь он даже напечатан когда-нибудь, сочтен будет копией. Это страшная подмена настоящего мнимым, косматого Исава – гладким Иаковом…

      Однако даже не в этом суть.

      В Саше от природы не было трагизма. Он редчайшее явление советской действительности – удачник, и его судьба – пир во время чумы.

      Но из истории литературы Саша знал, что не бывает счастливых поэтов, что счастье хорошо в жизни и немыслимо в поэзии.

      Улыбке я предпочитаю смех – в нем трагическая изнанка и горький осадок.

      Наперекор фактам, наперекор жизни, наперекор истории Саша таки изобрел некую теорию о незамутненно-счастливых поэтах и чуть ли не литературный ряд из них выстроил – от Дельвига и Фета до Ахматовой и Кузмина – в пику всяким там Мандельштамам и Цветаевым, и к этому классическому ряду сам пристроился с восторгом в душе и улыбкой на устах.

      Как нас раздражала эта его улыбка на все случаи жизни – умирал ли кто у нас из близких либо доблестные наши войска вступали в столицу Чехословакии, да мало ли! Человек окружен трагическим кольцом, а Саша предпочитал этого не замечать и был неунывающим оптимистом во что бы то ни стало, что играло не последнюю роль в той если не любви, то терпимости, с которой относились к нему городские власти, ибо официальное бодрячество он подтверждал добровольно и утонченно.

      Любая жалоба для него – хула на действительность, любая трагедия – натяжка и поза, пессимизм – отказ от гармонии и повреждение миропорядка.

      Упаси меня, Боже, я не за счастье его осуждаю, а за неверие в чужое несчастье, за отрицание чужой трагедии, за несочувствие, за равнодушие, за защитную броню, за стальной характер и за далеко не всегда уместный оптимизм.

      Сашино довольство жизнью вошло у нас в поговорку. Давид Яковлевич Дар рассказал как-то – мне при Саше, – как в пору литературного своего дебюта Саша к нему этаким петушком приходил, подпрыгивал:

      – Что это вы, Саша, все такой радостный – хоть бы тень по лицу пробежала?

      – А зачем тень, Давид Яковлевич, неоткуда тени взяться, все хорошо.

      – Ну так уж и все – неужели вы всем довольны, Саша?

      – Всем, Давид Яковлевич, всем!

      – А вот вы роста маленького, женщины вас не любят, наверное…

      – Любят, Давид Яковлевич, я только что женился на красавице и выше меня ростом, представляете!

      – А вот стихи, Саша, небось, не все печатают?

      – Все, СКАЧАТЬ